Мой милый Гаспаро - Татьяна Ренсинк

мил! — согласилась ещё одна, наконец-то сумевшая увидеть через подруг происходящее в саду.

— Ах, вот клянусь, ещё раз придут, — только начала лепетать другая, как соседка тут же поддержала:

— Возьмусь за одного из них!

— Ой, девочки, возьмёмся, — расхохотались остальные, но в этот момент воспитательница вошла в дом и строго воскликнула:

— А ну-ка, переоделись, и все в зал! Урок продолжим да и музицировать пора!

— Урок… Попадёт же нам опять, — с недовольством взирая вслед воспитательницы, прошептала одна из девушек подружке, и та удивлённо подняла брови:

— Юли?… Ты…. да вдруг трусливой стала?

— Тише, — шла та подле, следуя с нею за воспитательницей и другими подругами, так же шепчущимися друг с дружкой о своём. — Нам бы избежать участи снова сидеть на чердаке взаперти. Я ж не учила ничего.

— А кто учил? — хотела ещё что-то добавить подруга, но промолчала.

Очень скоро сидели все воспитанницы, одетые в одинаковые платья, каждая за столиком в небольшом кабинете перед стоящей с журналом в руках воспитательницей.

— Итак! — воскликнула она, раскрыв журнал. — Начнём отвечать на вопросы. На этот раз не будут прощены те, кто не учил!

Сердца девушек бешено стучались. Взглядами они переглядывались друг с дружкой и чувствовали, что многим придётся несладко, если воспитательница назовёт именно их имена.

— Алёна Захарова! — прозвучал голос той, и Алёна, не так давно беседующая с подругой Юлией, поднялась.

Она приняла гордый вид, будто не виновата ни в чём и всё, что требовалось, заучила.

— Не разочаруйте меня теперь, сударыня, — смотрела воспитательница исподлобья и заглянула в журнал, зачитав вопрос. — Когда же в русских армиях были созданы духовые оркестры, кои играли на торжественных парадах?

— Пётр, — шепнула сидевшая рядом Юлия, и воспитательница медленно подошла, пока Алёна озвучила несмелым голосом ответ.

— Ты! Захарова Юлия! — стукнув ладонью по столу, воспитательница смотрела пронзительно в глаза несмело поднявшейся Юлии. — Какие танцы пришли к нам из Европы?

Но Юлия молчала, не смея отрыть рот. Всё, что, как казалось, знала, куда-то исчезло. Ощущалось, будто забыла всё на свете. Только глаза воспитательницы видела перед собой.

— Самые простые вопросы задаю, — выпрямилась та, всплеснув от недовольства руками. — И ни одна из вас обоих так и не может отвечать. Что мне с вами делать?

— Они канты поют хорошо, — хихикнула другая воспитанница и тут же виновато опустила взгляд, испугавшись грозного вида воспитательницы:

— Так отвечай же ты, Рыжова, на оба мои вопроса.

— А какие были вопросы? — несмело вопросила та, но сидевшая подле подруга поднялась и скорее поспешила спасти всех:

— По приказу императора Петра создали духовые оркестры в армиях, а из Европы к нам пришли менуэт, гавот, аллеманда!

— Голубева, — устало вздохнула воспитательница. — Я знаю, что ты единственная всё запоминаешь с полуслова.

— Простите, — молвила Юлия виновато и жалостливо смотрела воспитательнице в ответ. — Я выучу, я запомню.

— В голове у тебя что-то иное. Вот бы добраться до сего хлама и выбросить его, — закрыла воспитательница журнал и махнула рукой воспитанницам сесть.

Она дальше что-то вновь рассказывала, бродила между столами, говорила и говорила, но Юлия так и думала про её слова. Так и чувствовала себя виноватой в чём, обвиняла в том, что не может ни учиться, ни слушаться. Сама понимала, что и её, и многих здесь волнует совершенно иное…

Когда же последовала за всеми в зал для музицирования, Юлия стала чувствовать себя немного лучше, поскольку взгляд воспитательницы вдруг изменился: стал более тёплым, радостным… Она повернулась к Юлии и объявила:

— Раз уж ты с сестрой такие любительницы кантов, то будете на вечере в честь дня рождения Императрицы нашей любезной, Екатерины Алексеевны, петь.

Юлия тут же переглянулась с такой же счастливой Алёной, а в считанные минуты они уже стояли перед играющими на разных инструментах воспитанницами и выразительно, с нежным чувством пели:

Крепкий, чудный, бесконечный,

Поли хвалы, преславный весь,

Боже! ты един превечный,

Сый господь вчера и днесь:

Непостижный, неизменный,

Совершенств пресовершенный,

Неприступна окружен

Сам величества лучами

И огньпальных слуг зарями,

О! будь ввек благословен.*

* — из канта «Крепкий, чудный, бесконечный…», 1744 г.

Глава 3

Возвращаясь с очередного занятия в Кронштадте, Гаспаро с Фабио вновь проходили недалеко от усадьбы, где накануне подглядывали за гимнастикой девушек. Одна мысль промелькнула у них в голове… Ничего не говоря друг другу, только задорно улыбнувшись, друзья побежали, придерживая на голове треуголки, к воротам усадьбы…

— Никого, — с недовольством хмыкнул Гаспаро, а Фабио рядом засмеялся:

— Зато там есть, да как поют!

Он указал на дверь открытого балкона, откуда доносились звуки различных музыкальных инструментов и звонкое пение нескольких девушек.

— Красиво, — согласился Гаспаро и взглянул на друга. — А нам туда не попасть.

Однако Фабио активно стал размахивать рукой, и Гаспаро тут же заметил, что выглядывающие на балконе девушки стали махать им руками в ответ. И они, и друзья смеялись сему радостному приветствию. Обе стороны, казалось, так и жаждали пообщаться поближе…

— Охраны не видно, — скорее оглядев сад за воротами, молвил Фабио.

Они прокрались к кустам и, спрятавшись за ними, перелезли через ворота. С таким же успехом удалось пробежать скорее к дому под балкон, откуда девушки с восторгом следили за их действиями…

— Ой, они здесь! — пискнула от радости одна из них.

— Девочки, пойте, чтоб она не услышала ничего! — просила другая тех, кто в зале продолжали петь и играть на музыкальных инструментах, но на мгновение затихли, желая так же выглянуть с балкона.

Гаспаро же с Фабио не теряли времени. Они взобрались по низким толстым веткам дуба и приблизились к игриво смеющимся им в ответ девушкам.

— Ах, какая красота бывает в свете! — с восхищением молвил Гаспаро, попытавшись протянуть руку к одной из них, но, пошатнувшись на ветке, оставил сию затею и продолжил держаться.

— Кто же вы такие, молодые люди? — хихикнула одна из девушек.

— Итальянцы, которые мечтают жить только в России! — с гордостью заявил Фабио, и девушки, переглянувшись друг с дружкой, тут же засмеялись.

— И жениться, — добавил Гаспаро. — Только на русской красавице! Одной из вас!

— Ишь какие, — игриво взглянула Юлия, глядя сбоку и подбородком коснувшись своего плеча. — А деньги есть, осчастливить таких, как мы?

— Озолочу, — засмеялся Гаспаро, будто был уверен в сказанном. — Если имя твоё певучим окажется да будет литься с уст моих столь же нежно, как и с твоих моё имя… Гаспаро.

— А я помогу тебе русским стать, если песню моему имени напишешь! — засмеялась Алёна в ответ, и Юлия, обняв её, кивнула Фабио:

— А ты рисковать