Любовь - азартная игра - Барбара Картленд

— В таком случае, мисс Овертон, я хотел бы поговорить с вами.

— Конечно, — ответила Идона. — Пожалуйста, входите.

Она не стала закрывать дверь, впуская яркое весеннее солнце. Идона прошла в гостиную, приглашая посетителя за собой.

Комната была очень нарядная, вся в цветах, как было всегда — и при отце, и при матери.

На столике у камина стояли первые нарциссы и примулы; казалось, они внесли в комнату солнце и весну.

Наверное, незнакомец заметил потертый ковер, выцветшие парчовые шторы, подкладку которых давно уже следовало заменить. Но Идона не обращала на это внимания: она видела любимые вещи матери — старинные зеркала на стенах, портреты предков Овертонов, смотревших словно из глубины веков. Фарфоровые вещицы не были ценными, но мать любила их, и они для нее значили так много…

— Может быть, вы сядете? — спросила она гостя.

Мужчина сел; она опустилась напротив него.

Он положил кожаный портфель на колени, и Идона вдруг испугалась: этот человек принес ей дурные вести!

Ощущение было настолько сильным, что, когда он собирался начать говорить, девушка испуганно спросила:

— А для чего вы хотели меня видеть?

— Я думаю, мисс Овертон, мне лучше сперва представиться, — сказал мужчина. — Меня зовут Лоусон, я поверенный маркиза Роксхэма.

Идона, не ожидавшая услышать ничего подобного, казалась озадаченной.

— Маркиза Роксхэма? — повторила она. — Но зачем он послал вас сюда?

— Насколько я понимаю, — медленно и немного напыщенно продолжал мистер Лоусон, — в общих чертах суть дела вам уже известна…

— Что вы имеете в виду?

— Ваш отец играл с маркизом в «Уайтс-клубе» и проиграл ему имение, известное как Овертон-Мэнор, со всеми прилегающими к нему территориями, домами и фермами.

Мистер Лоусон вынул из портфеля бумагу и зачитал подтверждение сказанному.

Прежде чем он продолжил, Идона, задыхаясь, перебила его:

— Вы хотите сказать, отец проиграл свой… дом?

— Ставки были очень высоки, мисс Овертон: его светлость поставил пятьдесят тысяч гиней против ставки вашего отца.

— Не могу поверить! — воскликнула Идона. — И вы говорите… папа проиграл?

Впервые за все время какое-то сочувствие промелькнуло в голосе мистера Лоусона. Он ответил:

— К несчастью для вас, мисс Овертон, это так.

— Все? Я не могу… поверить… что он проиграл… все.

— Ставки записаны. И вы должны понять, я лишь исполняю свою обязанность; она заключается в том, чтобы сообщить вам, что имение является собственностью его светлости маркиза Роксхэма. И более того — находящиеся в Овертон-Мэнор конюшни, словом, все живое и неживое.

Идона понимала: соглашаясь на такие ставки, отец думал о лошадях, но не могла поверить — как он мог поставить на карту так много? Все! Абсолютно все!

В голове девушки промелькнуло — выиграй он, как надеялся, пятьдесят тысяч гиней, они роскошно прожили бы многие годы!

Такая сумма — огромное искушение. После выигрыша для него началась бы другая жизнь, та, о которой он мечтал: прекрасные лошади, бега, собственный дом в Лондоне.

Но он проиграл!

И в первый раз у Идоны в голове возникла догадка, и нерешительно, смущенно она спросила:

— Скажите мне, пожалуйста… эта дуэль, в которой участвовал мой отец, произошла сразу после того… как он узнал, что проиграл все, что имеет… маркизу Роксхэму?

Голос ее дрожал, и мистер Лоусон, взглянув на нее, ответил:

— Я слышал, мисс Овертон, что, уходя из клуба, он оскорбил одного из его членов, известного как прекрасный стрелок.

Идона вздохнула.

Теперь ей было понятно — отец искал смерти. И она представила себе, как его противник поднимает пистолет, а отец изменяет принятую на дуэли позу и намеренно разворачивается навстречу пуле.

Идона молчала, и, выдержав паузу, мистер Лоусон сказал:

— Я выражаю свое сочувствие, мисс Овертон, но, к сожалению вынужден сообщить вам столь мрачные известия.

— Я благодарна вам за откровенность. Может быть, вы мне скажете, что маркиз намерен делать с домом и с имением? — Она секунду помолчала и добавила: — Его светлость, конечно, обеспечит людей, которые живут в домах на нашей земле?

— Я думаю, вы сами увидите: его светлость хоть и нелегкий человек, но справедливый, — сказал Лоусон. — Он владеет множеством имений, обретенных за игорным столом, и большей частью они для него обуза.

— Тогда зачем он их выигрывает? — резко спросила Идона. — Он наверняка понимает, что выиграть чей-то дом, в котором живут люди, а до них жили их предки, — значит создать невыносимые трудности для тех, кто… вынужден от него зависеть и надеяться на него.

Голос девушки дрожал, и мистер Лоусон тоже испытывал смущение. Стараясь не смотреть на Идону, он сказал:

— Я пришел лишь выполнить свои обязанности. Мне нужно осмотреть все, что здесь есть, и думаю, мне лучше встретиться с вашим управляющим.

Усилием воли Идона заставила себя сдержать слезы и ответила:

— Здесь нет управляющего. После смерти отца я распоряжаюсь домом и имением. Оно небольшое.

— У вас три фермы.

— Они все перешли к фермерам, которые многие годы их арендуют.

— У вас есть деревня.

— Но не все дома в ней наши. Несколько домов и гостиниц платят нам ренту, но она невелика, так как они не слишком доходные — стоят не на главной дороге.

Мистер Лоусон записал. И задал еще вопрос:

— У вас есть лошади в конюшне?

— Шесть. Три кобылы на пастбище, они вскоре должны жеребиться, — ответила Идона.

Мистер Лоусон сделал пометки, указав число отцовских собак, уже очень старых, из которых лишь одна годилась для охоты.

— А теперь займемся домом, мисс Овертон.

Идона вздохнула.

— Неужели даже мебель матери и ее портрет больше не мои?

— Боюсь, именно так.

Идона стиснула руки, чтобы не заплакать. Ее гордость, о которой она, пожалуй, и не подозревала до сего момента, не могла позволить ей этого.

— Но, я полагаю, мои личные вещи принадлежат мне?

Помолчав, мистер Лоусон ответил:

— Я уверен, если вы поговорите с его светлостью, он будет великодушен. Но по закону они принадлежат ему, как и вы сами.

Повисла тишина. Испуганно и удивленно смотрела Идона на мистера Лоусона, словно силилась, но не могла понять смысла услышанного.