Письма. Том II. 1855–1865 - Святитель, митрополит Московский Иннокентий

в доказательство того, что я никому ничего не передам, я отошлю это письмо Вам обратно. В этом же письме Вы в первый раз сказали мне о своем намерении жениться; и для меня это была точно новость, и я очень порадовался этому, тем более, что я за несколько дней видел Вашу невесту[12], быв у них с первым визитом. Третье письмо Ваше, от 11 апреля, я получил в Кяхте, накануне Пасхи, а с ним вместе и письмо от владыки Филарета; то и другое доставило мне большое утешение и радость. Владыка утешает меня в моей скорби по делам моим в Америке, а Вы пишете о своем прибытии в Иркутск, о свидании с невестою и о мире; — к тому присовокупилось еще и письмо от А. М. Потемкина, который извещает меня, что по завещанию моей дочери Ольги Музовской, оставлено ею в полное мое распоряжение десять тысяч р. сер., и, следовательно, я встретил Пасху с особенною радостью; более же всего меня порадовал и радует мир. Слава в вышних Богу! миром сим Он благоволил смирить нашу гордость. Мы слишком замыкались и задрали голову; а в случае успеха в нынешней войне, мы бы так заломили себе головы, что не только под ногами своими, но и рук своих не видали бы — и следовательно, как раз бухнули бы в яму, а теперь, nolens volens, надобно потупить голову: а это заставит нас рассмотреть, что у нас теперь под ногами и на ногах, и куда мы идем. О получении письма от г. Потемкина я буду писать ему на следующей почте официально и пошлю доверенность на получение означенных денег. На эти три письма Ваши я не мог Вам отвечать, потому что первые три дня Пасхи я служил в Тронцюсавте и Кяхте, а на третий день отправился в Верхнеудинск, где тоже отслужив, в тот же день отправился в Читу, куда прибыл 23 апреля и получил Ваше последнее письмо, посланное с г. Чихачевым, в котором Вы ничего не сообщаете мне нового, но зато более говорите о своих сердечных обстоятельствах. Молю Господа и в особенности помолюсь ему в 29 число[13], (в которое я намерен отслужить в Читинской церкви), дабы он благословил брак Ваш благословением небесным, на радость ж утешение Вам, родным Вашим, и Церкви, и России; я же, с своей стороны, желал, желаю и буду желать от искреннего моего сердца всех благ земных и небесных, ей и аминь! — Собираемся в водный путь. Помолитесь о нас, да совершится он благополучно и без всяких неприятностей и столкновений с нашими соседями. М. С. Корсаков, которому вчера чиновное общество задало прощальный обед, сегодня вечером намерен отправиться (обед этот, говорят, еще первый). А я думаю выехать с Читы 29 вечером, т. е. в день Вашей свадьбы, как говорят. Николаю Николаевичу я теперь не пишу, а напишу на р. Амур с г. Миллером, а Вас прошу по прибытии его в Иркутск — т. е. Николая Николаевича — поздравить с прибытием и засвидетельствовать ему мое почтение. Затем прощайте, мой возлюбленный о Господе, Николай Дмитриевич! до свидания, да сохранит Вас Господь Бог на многие лета. Мир и благословение от моего недостоинства Вам, и невесте Вашей, и всем Вашим родным.

Иннокентий, Арх. Камчатский.

Апреля 25 дня. 1856. Чита.

Письмо 174

Господь с тобою, возлюбленный мой сын Гавриил!

Слава и благодарение Господу, наконец, мы добрались до Аяна; 11-го числа вечером, в 8 часов, положили якорь. Я, слава Богу, был и есмь здрав, только немного карман мой должен потерпеть. Ризница и все мои рясы, и платье, и белье подмочены при свозке с парохода на берег. «Десятка», которую мы вели на бункере, говорят, потекла вдруг, будто бы; а все мое имущество было на самом низу и оттого все подмочило; винить тут некого, да и не к чему… Конечно, если бы Гаврило мой (которого я, впрочем, послал рано) был при погрузке моих вещей, то, конечно, ризница и чемодан мой не подмокли бы, потому что он не положил бы их на низ. Но его не было на судне, — он ночевал на берегу, — и вещи грузили без него. Итак, теперь нет у меня ни одной рясы чистой и хорошей. И это мне поделом. — Жалей ты: потому что после смерти моей это досталось бы тебе. Петру Васильевичу кланяйся от меня и благодари за все, но ни чуть не говори о подмочке, да и советую тебе не говорить об этом никому, потому что это ни к чему не поведет, как только к ненавидению нас. Ты сам знаешь, что всяк своих защищает пред другим сословием, и сколько ни говори и ни ропщи, а испорченного не воротишь. Отец Арефа уехал в Якутск до меня еще. Умнее этого ничего он придумать не мог, и потому я теперь помещаюсь в своем прежнем уголке. Как ни хочется мне ехать в Якутск скорее, но приходится жить до зимнего пути. Впрочем, скучать не стану, потому что из Ситхи привезена вся почта: — дела не мало. Отец Константин едет к Вам; если «Двина» еще не ушла, то отправь его, а иначе — корми, и если он может, то пусть и служит, например, за тебя, когда ты уедешь в поход. Затем прощай, до свидания! Господь с вами со всеми. Отец твой Иннокентий, А. Камчатский.

Р. S. Компания пожаловала мне десять тысяч рублей ассигнациями, еще в 1853 году; я это узнал только сейчас, рывшись в бумагах; поздравляю: вот тебе вознаграждение за потерю! Если грамоты на освящение храма я не успею написать, то с Богом — освящай, не дожидаясь оной, лишь только будет поставлен иконостас и престол (вышиною 1 арш. 6 вершк. и шириною и длиною по пропорции). Но, во всяком случае, ты должен мне написать рапорт о том, что церковь строится успешно и что скоро будет готова, и послать с Ив. Васильевичем. Сейчас пришел я из церкви, где рассматривал всю подмоченную ризницу, и, к удивлению нашему, только Филаретовское бархатное облачение немного пострадало, а на прочих одеждах едва заметно и на хорошей мантии ничего не заметно, — слава Богу! Значит, нечего и говорит о подмочке; только мои вещи пострадали, — но десять тысяч компанейских пожалованных мне, достаточно будет на заведение двадцати ряс бархатных. Прилагаемый при сем пакет, если можно, отправь в Калифорнию на «Двине» или каком-либо другом судне; только в последнем случае сделай на него