Как почувствовать себя парижанкой, кем бы вы ни были - Анна Берест

«Гренки по-валлийски», – произносит она.

Это авантюра, и она с гордостью заявляет об этом. Она явно отличается от других девушек. Она, как трофей, не скрываясь, выкладывает на стол свою отвагу. Она произносит название блюда с такой непринужденностью, словно делала это уже тысячу раз. Она надеется, что официант не поймает ее на акценте, выдающем эту маленькую мизансцену. Мужчина, сидящий напротив, бросает на нее удивленный взгляд. Она наслаждается произведенным эффектом.

Естественно, она не знает, что же она только что заказала. В меню мелкими буквами написано: «Блюдо на основе сыра чеддер, пива и тоста». Она улыбается про себя: несъедобное. Но ей наплевать, она заговорит его так, чтобы он не заметил, что она не притронулась к своей тарелке. Тогда официант поворачивается к мужчине.

Он говорит: «То же самое, пожалуйста».

И все внезапно рушится. О нет, такой покорный, такой услужливый, какая скука! У нее вдруг открываются глаза, и она понимает, что то, что он рассказывает ей уже в течение получаса, – сплошная банальность. Ей все это уже известно, она съест пару кусочков, найдет причину, чтобы уйти пораньше. И никогда больше не увидит его. Прощай.

Нет ничего сложнее, чем дать определение юмору. А также ничего скучнее. Любой юмор имеет свои особенности, у него свой цвет и традиции.

Парижский юмор, если мы постараемся наметить его очертания, покажется одновременно холодным и саркастическим. В нем чувствуется радостная безнадежность, склонность к парадоксам, некоторая разочарованность в жизни и любовь (но при условии, что оно того стоит). Самые любимые темы – это отношения между мужчинами и женщинами, часто с налетом сексуальности и интересом к соотношению сил между одними и другими. Он непочтителен, ему нравится задевать запретные темы, не становясь при этом совершенно разрушительным. Он никогда не скатывается до шутки, зато им пользуются так часто, как это возможно, при любых обстоятельствах.

Это снобистский юмор, часто с привкусом самоиронии. Впрочем, принято прибегать к его услугам в самых затруднительных ситуациях. Позабавить друзей, рассказывая о своем похмелье и нелепом поведении, – настоящий спорт для парижан, которые не занимаются спортом, потому что смех над собой достаточно полезен для здоровья (именно за отсутствием настоящего спорта).

«Не согласитесь ли вы стать моей первой женой?»

САША ГИТРИ

© Anne Berest

© Anne Berest

© Caroline de Maigret

Она – парижанка, значит – меланхолик. Ее захлестывают чувства в цветовой гамме своего города. Ей известна эта беспричинная грусть, бессмысленная надежда. Все утраченные воспоминания и возвращающиеся забытые ароматы. Любимые люди, которых больше нет. Уходящее время и улыбка, обращенная в прошлое.

Обычно это длится недолго, но это особое настроение на несколько минут отгораживает ее от всего остального мира, иногда придавая лицу отсутствующее и сосредоточенное выражение.

Она одиноко сидит в ресторане. Она никого не ждет, у нее свидание с самой собой. На столе лежит книга, она смотрит перед собой и никого не видит и не слышит, как вокруг смеются люди.

Она смотрит через окошко такси, как молчаливо проносятся мимо городские кварталы и спешат счастливые люди. Ее дыхание замедляется. Она просит шофера сделать музыку погромче, чтобы та сопровождала ее мысли.

Очень раннее утро. Она идет навстречу входящей в метро толпе. У нее растрепаны волосы, но украшения блестят, все еще напоминая о прошедшем счастливом вечере. По дороге домой у нее разбивается сердце, но она никому не скажет отчего.

С ней кто-то заговаривает, но она не запомнит ничего из того, что ей рассказывают. Потому что она ощутила доносящийся издали запах догоревшей свечи, погружающий в затерянный квартал детства.

Летом она становится очень чувствительной, когда наступают сумерки. В этот час между днем и ночью ее сердце переполнено, словно в него вливается вся память мира. Она не хочет ни с кем разговаривать и дотемна уединяется в своей комнате.

© Caroline de Maigret

Сразу же скажем правду: парижанка – женщина эгоистичная. Будучи любящей матерью, она, тем не менее, не способна совершенно забыть о себе. В Париже редко встретишь mater dolorosa (мать скорбящую), женщину, способную на самопожертвование, существующую только для того, чтобы готовить для своего многочисленного потомства любимое домашнее французское блюдо – суп-пюре пармантье. Парижанка не перестает существовать как личность в тот день, когда у нее появляется ребенок. Она не отрекается от своего слегка инфантильного образа жизни, от дружеских встреч и вечеринок и утомительных дней после них. Впрочем, она ни от чего не отказывается. Потому что она также не бросает работу. Она не отказывается воспитывать своего ребенка, видеть, как он взрослеет, передавать ему свои заветы, культуру, философию. А что происходит в жизни женщины, которая ни от чего не оказывается? Ну, да, беспорядок, много беспорядка, такого постоянного беспорядка, что он становится по сути новым порядком, которому приходится следовать. И это, возможно, первейший принцип воспитательной системы парижанки, которая стала матерью. Ребенок – не царь и бог, ведь он – спутник ее собственной жизни. В то же время ребенок вездесущ, потому что этот спутник повсюду сопровождает свою мать и делит с ней все радости. Случается, что он присутствует на обедах, сопровождает ее в модный магазин, сидит рядом с ней на концерте или посещает вернисаж, засыпая на скамейке под одновременно виноватым и умиленным материнским взглядом. Но ребенок также ходит в школу, в парк, играет в теннис, занимается спортом или берет уроки английского языка. А иногда даже занимается всем сразу. Эти моменты, когда он еще не повзрослел, когда мать и дитя разделяют общие вредные привычки, скорее – регулярные исключения, замечательные отклонения, когда распорядок дня ребенка постоянно нарушается. И, скажем честно, обычно никто на это не жалуется. Позднее у каждого остаются фрагментарные яркие воспоминания, обрывки случайно подслушанных разговоров, однажды подсмотренные признаки мира взрослых, по которым он создавал радостную картинку того, чего когда-нибудь дождется. Эта радость жизни, по мнению парижанки, – лучший способ привить ребенку желание взрослеть, а для матерей – лучший способ никогда не сожалеть о той жизни, которую они вели до того, пока не заимели детей.