Красные туманы Полесья - Александр Тамоников

— Угощайся, Евдоким.

— Благодарю, господин Калач, но я привык к махорке.

Начальник полиции поморщился и заявил:

— Разве можно привыкнуть к этой гадости? Конечно, и немецкое курево, между нами говоря, полная дрянь, это не советские папиросы, однако мы, представители новой власти, должны соответствовать установленному порядку. Ты давно в ресторане не был?

Этот вопрос оказался неожиданным и неуместным. Но он был задан.

— В ресторане? Это в «Парусе», что ли? — спросил Буганов.

— В ресторане «Мюнхен». Он сейчас так называется.

— Я и раньше, в советские времена, туда захаживал всего пару раз, да и то в буфет. Хотя нет, был как-то и в зале. Не понравилось мне там, шумно и дорого.

— Зайди. Конечно, не прямо сейчас и не сегодня, а как выпадет свободное время. Ты будешь приятно удивлен.

— Интересно, чем именно?

— И чем, и кем, — сказал Калач и поднес зажигалку старшему полицаю деревни Лоза. — Там сейчас все по-европейски, всякий сброд туда не пускают. Сейчас в ресторане можно хорошо выпить, закусить, сыграть в карты, побаловаться с девочкой, а то и не с одной, если угодно.

— Там что, и бордель?

Калач усмехнулся.

— Бордель в бывшей школе, он для солдат, а в ресторане кабинеты. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы набрать туда молодых, хорошеньких, фигуристых и не страдающих всякими предрассудками дам.

— Из райцентра?

— Из Минска тоже привез пяток женщин, которые не прочь поразвлечь мужчин. Обязательно сходи. Один раз на этом свете живем. Раньше ты того, что увидишь в ресторане, и представить себе не мог.

Буганов кивнул.

— Слушаюсь, господин Калач! Обязательно зайду в ресторан, как только выпадет такая возможность.

— Это не приказ, который надо выполнять, а всего лишь дружеский совет. Но ладно. Хватит о пустом, перейдем к делу. Что скажешь по Годману?

— Он и его семья у нас в деревне.

Начальник полиции откинулся на спинку стула.

— Отлично! А я уже опасался, что они в лес к партизанам уйдут. Надеюсь, семейка под контролем?

— Так точно!

— Оставь, Евдоким, официальность. Мы не в управе.

— Да, семья контролируется. Она у известного в районе деятеля прежней власти, бывшего управляющего отделением колхоза имени Ильича.

— У Тимофеева?

— Да, у Кузьмы Кузьмича. Он и вывез их из Гороша.

— И как только смог? У меня здесь за дантистом двое полицейских смотрели.

— Точно не знаю, но объявились они недавно, третьего или четвертого дня, под вечер.

— Ну и ладно, узнаем, как Кузьмич смог увести евреев у нас из-под носа.

Буганов хотел сказать «у вас из-под носа», но, как и все остальные местные жители, боялся Калача, потому смолчал.

— У Годмана с собой были вещи?

— Три баула и саквояж с замком.

— Откуда такая точность?

Старший полицай из деревни Лоза рассказал о проворности бывшего зэка.

— Ай, пройдоха, проныра! — воскликнул Калач. — Чуйка у этого грабителя работает отменно. Он уже нацелился на добро дантиста.

— Да, и моего полицейского Шмарова соблазнил на темное дело.

О том, что он сам одобрил грабеж, Буганов предпочел умолчать. Он понял, что Калач имеет свой интерес к еврейской семье. Это значит, что влезать в его дела смертельно опасно.

— И что Шмаров? — осведомился начальник районной полиции.

— Так я же начальник в Лозе, Мирон Фадеевич, и у меня на службе строго. О предложении Фомы Болотова насчет того, чтобы поживиться добром евреев, Николай сразу доложил мне. Я запретил ему иметь дело с бывшим зэком, пригрозил доложить вам, что сейчас и сделал.

— Ты правильно поступил, — сказал начальник районной полиции, достал из кармана сигарету, прикурил и пробурчал: — Ну и гадость эти немецкие сигареты!

Буганов услужливо предложил:

— Махорочки?

— Нет уж, спасибо, если травиться, то европейским табаком. Значит, Фома надумал ограбить Годмана?

— Да. Но до ночи на подворье Кузьмича он не сунется.

— Он вообще не должен туда соваться. Как вернешься, немедленно арестуешь Фому.

— А повод?

— Он тебе нужен?

— Фома не простой селянин.

— Тогда повод для ареста — мой приказ. Этого достаточно?

— Да, более чем достаточно. Одно ваше имя наводит страх на всех.

Калач довольно усмехнулся и заявил:

— Так и должно быть.

— Есть вопрос, Мирон Фадеевич.

— Давай.

— Арестую я Болотова, а дальше что?

— А дальше смотри за деревней и особенно за подворьем Тимофеева. Ты ни при каких обстоятельствах не должен упустить их. Ты меня понял? Евреев ни в коем случае не трогать! До утра смотреть за ними особенно пристально.

— А что утром?

— Увидишь.

— Понял, Мирон Фадеевич.

— Еще ко мне вопросы есть?

— Вы достали какую-то бумагу, но так и не притронулись к ней.

— Это уже не важно. — Начальник полиции свернул лист, положил в карман. — Повторяю: Болотова арестовать и посадить так, чтобы не сбежал, контролировать обстановку и порядок в деревне, особенно смотреть за Тимофеевым и евреями.

— Понял. Все будет исполнено, Мирон Фадеевич.

Начальник районной полиции затушил окурок и неожиданно спросил:

— Выпьешь водки?

— Это немецкого шнапса?

— Нет, еще советской, казенной.

— Предпочитаю собственный самогон, прошу извинить.

— Да за что извиняешься? Отказался и правильно сделал. Если бы ты согласился, то я бы тебя наказал. Это к тому, что до утра завтра ни капли — ни водки, ни самогона, ни коньяку, ни браги. Уяснил?

— Да я коньяк только на полке в магазине и видел.

— Я спросил, уяснил? — повысил голос начальник полиции.

— Так точно, господин Калач!

— Молодец. Свободен!

— Слушаюсь!

Буганов вышел из хаты, прошел улицей до церкви, подошел к повозке.

Полицай Шмаров спал на брезенте.

Старший взял винтовку подчиненного, ударил его прикладом по ноге.

Шмаров очнулся, схватился за голень.

— Ты чего, Евдоким Нилыч?

— Какого хрена спать улегся?