Госпожа болотной равнины - Ольга Шах

А ты ему секреты в раз

За минуту сотни фраз

А он с другой, как и с тобой

Совсем другой, совсем не твой...

Хаммали и Навои «Птичка»

Проснулась я ранним утром и не по своей воле. Казалось, что нечто тяжёлое и нервно перебирающее конечностями уселось мне прямо на грудь. Карие глаза с золотистыми искорками напряжённо вглядывались в моё лицо. Они явно намекали мне, что я должна проснуться и озаботится о пропитании любимой племянницы. Мой тяжкий вздох, полный вселенской скорби, не разжалобил милое дитя.

- Аня! Ну, вставай! Вставай, давай! Поиграем, покушаем. Ааааа! Вставай!

Моя дорогая сестрица София, когда подкидывала мне Лизка во время школьных каникул, мягко намекнула мне, что рассчитывает на то, что я, проснувшаяся и бодрая, потащу мелкую на другой конец города в детский сад.

Не могу сказать, чем была обусловлена наивность Софии: её верой в то, что я просто не захочу возиться с этим очаровательным созданием, или же моей гражданской ответственностью. В общем, за последние две недели мы были в детском саду ровно никогда. Очень удобно, если честно, и забирать не нужно, однако есть один минус. И он значителен: ребёнок находился под моим присмотром, и отвечала за него тоже я. А это, знаете ли, чревато.

- Лизок, я знаю, что примерная тётушка так не поступает, но что ты думаешь по поводу пиццы на завтрак? Готовить я сегодня не намерена!

Выражение Лизкиного лица сообщало о том, что она вполне удовлетвориться пиццой. И коктейлем. И чипсами. Она весьма шустро свалилась с меня, размышляя о том, какая я чудесная, милая и самая – самая!

- Аня! ты должна понимать, что ты – самая лучшая моя тётя!

- Это потому, что я единственная твоя тётя! – Поспорив немного таким образом о родственных отношениях, я потянулась к телефону.

- Ты же понимаешь, милая, что это будет секретик? Наш с тобой? Вряд ли твоя мама обрадуется твоему меню.

Лизка судорожно закивала головой, и я стала опасаться за психическое здоровье любимой племянницы.

- Аня, и что, даже малохольному говорить не надо? А если он увидит? - Далее пошли предположения, каким образом будет осуществлён процесс «беспалевого» поедания пиццы в отсутствии Виталика.

Аккуратно подобрав упавшую челюсть с пола, пытаюсь деликатно сообщить милому созданию:

- Дорогая, так говорить нельзя!

Нужно ли говорить, что слова мои не возымели никакого действия.

- Ладно, дурачок твой тоже есть хочет. Жадничать нельзя!

Понимая, что с подобного рода заявлением не поспоришь, я и не стала заниматься этим бесполезным занятием. Пару раз звонила Сонька. Судя по голосу, всё у неё было отлично, и домой она явно не спешила. Наказы относительно воспитания племянницы становились всё строже: за ненадлежащий присмотр, воспитание и питание - кары страшные и неминучие. Я на всё сказанное Сонькой согласно мычала в трубку. В основном это были лишь одни незначительные междометия.

- Я надеюсь, хоть что – то из моих слов дошло до твоего мозга. – Она призадумалась. – Хотя откуда бы ему взяться? Ладно, давай упростим задачу по максимуму – просто корми вовремя Лизаветку. – Что на это можно ответить?

- Не волнуйся, всё будет в порядке!

Лишь горестный вздох был мне ответом.

- Аня, можно я порисую? Я вижу у тебя на столе чистые листочки! – Ощутив прилив сил и бодрости от этих слов, я галопом побежала к мелкой, выдала ей карандаши, бумагу, и, получив твёрдое обещание рисовать молча, гордо удалилась досматривать свой фильм.

Когда он уже закончился, а из комнаты, где занимался творчеством ребёнок, не доносилось и звука. Только теперь я поняла значение выражения «и сердце похолодело». Поскольку оно у меня действительно «похолодело».

Резко открыв дверь, лицезрела картину, от которой и у более психически устойчивого человека мог произойти нервный срыв: Елизавета с сосредоточенным видом рисовала на диване. Кресло уже было изрисовано. Поведя глазами по комнате, поняла, что ребёнок явно тяготел к абстракционизму, с небольшой капелькой кубизма. Оттенки свежие, немного размытые в центре, в общем – начинающий Пикассо. Я в отчаянии схватилась за голову:

- О, Боже! Что ты наделала! Мы же обсуждали с тобой тему пакости! Ты сидишь и тихо рисуешь – до меня стала доходить абсурдность своих слов. Действительно, Лизаветка рисовала очень тихо. Так что предъявлять мне, по сути, было нечего!

- Но почему ты не рисовала на бумаге?!

- Она закончилась очень быстро! А желание порисовать – нет! – ребёнок поднял на меня взгляд. Я зажмурилась на мгновение и резко выдохнула – в качестве холста было использовано и лицо маленького ангела. Ну а что – миленько, весёлая расцветка, команчи обзавидовались бы наверняка. С такими мыслями повела ребёнка в ванную.

- А какие краски ты взяла?

- Не знаю, Аня, у тебя в столе взяла. Далеко были закопаны, но я нашла! – карие глаза с золотыми искорками искрились счастьем.

Акрил! Аааа! Акрил!! Я выключила душ и стала наполнять водой ванную. Жилка на виске билась всё сильнее.

К чести Лизы, она сообразила, что сделала что-то не то, и успокаивающе похлопала по плечу.

- Не переживай, Аня, я ещё разлила немного краски на пол, но очень быстро вытерла. Следов точно не останется.

- А где же ты взяла эту тряпку?

- У Виталика в шкафу. Раньше, до того, как стать моей тряпкой, она была футболкой. Но такой, простой, не очень красивой, даже без рисунков и аппликаций. Только один маленький крокодильчик сбоку. И всё. Никто не расстроится!

Я стиснула зубы. Перед глазами была кровавая пелена.

- ...дорогая, нельзя брать чужие вещи без спроса!

- Клянусь, больше так не буду! – карие глаза с золотыми искорками были серьёзны, как никогда.

По здравому размышлению решив, что ребёнку не хватает свежего воздуха и лишь недостаток кислорода в мозгу провоцирует мою племянницу на совершение всяческих проказ, торжественно объявила о предстоящей прогулке. Счастью её предела не было. «Ну вот, всего то – ребёнка выгулять, а сколько эмоций»! Мы немедленно собрались и пошли в парк. Я присела на скамеечке, Лизок носилась вокруг с видом мелкой собачонки, которую не слишком заботливый хозяин