Камень духов - Александр Кердан

Так начался петербургский период службы новоиспеченного лейтенанта. Это было время, переломное во всей судьбе Завалишина. Он приобщился к политической жизни столицы, познакомился со многими интересными людьми… Среди новых приятелей молодого корпусного офицера оказались и советник испанского посольства в России Кальдерон-де-ла-Барк, и пленный французский генерал, уроженец далекого острова Гаити, темнокожий Бойе, вскоре женившийся на крепостной девушке Льва Васильевича Толстого – отца мачехи Завалишина. Близко сошелся Дмитрий и со знаменитым мореплавателем вице-адмиралом Головниным, известным по своему плену в Японии и запискам о кругосветном плавании на шлюпе «Диана». Василия Михайловича, только что назначенного помощником директора Морского корпуса, и молодого лейтенанта – людей столь разных и по возрасту, и по чинам, – сблизили откровенные разговоры о судьбах Российского флота, переживавшего в эти дни не лучшие времена… При морском министре маркизе де Траверзе все ключевые посты оказались заняты чопорными англичанами или выскочками и подхалимами. Злоупотреблениям и казнокрадству было несть числа, а желание перемен со стороны честных офицеров натыкалось на равнодушие и непонимание флотских чиновников. Головнин много рассказывал своему новому товарищу о пережитом, делился планами переустройства флота и доброжелательно выслушивал предложения Дмитрия по изменению всей системы обучения будущих мореходов.

Именно адмирал ввел Завалишина в дом командира гвардейского корпуса генерала Лариона Васильевича Васильчикова, где собирались те, кого интересовали не столько жизнь двора и придворные интриги, сколько мировая и внутренняя политика. Здесь открыто велись разговоры, осуждающие фаворита Аракчеева и его военные поселения, споры о греческом восстании под началом Ипсиланти и о героическом испанце Риего, обсуждалась дипломатия канцлера Меттерниха и вмешательство России в дела Германии… Из уст в уста передавались сатирические стишки о высших сановниках и даже о самом государе императоре: «Царь наш немец русский, носит мундир прусский!»

Одним словом, жизнь российской столицы начала 20-х годов XIX столетия, так или иначе, возбуждала и направляла мысли и толки лучших представителей общества на предметы политические. В воздухе носились слухи о создании и закрытии то там, то тут каких-то тайных организаций, масонских лож, литературных вольнолюбивых обществ, мистических орденов. Каждый день был насыщен событиями, вызывающими или взрывы общественного одобрения, или бури негодования. И неудачные правительственные реформы внутри страны, и невнятная внешняя политика Кабинета министров, и всесильный временщик, и сам склонный к мистицированию самодержец – все давало к этому повод. Но если в модных салонах ограничивались разговорами, то в офицерской среде недовольство настоящим положением служило побудительным мотивом к поступкам во благо Отечества…

Завалишина, со всем пылом молодости окунувшегося, как бы сказала его бабушка, в «политикес», споры и дискуссии привели к неожиданному выводу: узлом и средоточием неудач в мировой и внутренней политике России является любимое детище Александра I – Священный союз. Понимая, что для императора и других европейских монархов союз казался панацеей от всех социальных катаклизмов, а для либералов – главным злом, Дмитрий решил привести к согласию эти две непримиримые позиции. Он еще не утратил веры в государя как доброго отца своих подданных и человека, спасшего Европу от тирании могущественного корсиканца, и потому написал царю письмо.

Завалишин призывал восстановить нравственность в отношениях между народами, поставить общие отношения справедливости и благосостояния человечества выше национальных и личных интересов. Более того, Дмитрий уже готовился отправиться во дворец, чтобы потребовать свидания с императором, где и склонить Александра к преобразованиям, но тут получил от капитана второго ранга Михаила Петровича Лазарева приглашение идти с ним вокруг света на фрегате «Крейсер».

Благие намерения мирового переустройства диктовали Завалишину необходимость остаться в Санкт-Петербурге. Но желание повидать разные страны, испытать свои волю и характер в кругосветном плавании и тем самым лучше подготовиться к великой миссии реформатора взяло верх.

По прибытии на фрегат лейтенант был назначен главным ревизором экспедиции. Эта должность совмещала в себе обязанности начальника канцелярии, полкового адъютанта, казначея и собственно ревизора всех хозяйственных частей: провиантской, шкиперской, артиллерийской и штурманской. В истории российского флота должность ревизора доселе занималась только старшими офицерами! Лишь особый запрос в Морское министерство, направленный Лазаревым, находившимся в чести (он недавно вернулся из экспедиции к Южному полюсу), позволил такому назначению состояться.

Конечно, чтобы оправдать доверие, Завалишину надо было работать, не считаясь со временем и не жалея сил… Тем паче подобное возвышение среди равных по званию не могло не вызвать у некоторых сослуживцев зависти и скрытого недоброжелательства.

Кают-компания на «Крейсере» собралась самая разнородная. Помимо знакомых Дмитрию еще по Морскому корпусу мичманов Нахимова, Путятина и Вишневского командир корабля пригласил в поход своего бывшего подчиненного лейтенанта Куприянова. Старшим лейтенантом на корабль был назначен некто Кадьян, прославившийся в Кронштадте жестоким отношением к нижним чинам. Среди спутников Завалишина оказались и те, кого он про себя сразу окрестил «балластом»: легкомысленный и недалекий адмиральский сынок, мичман Муравьев, и иеромонах Илария, назначенный в экспедицию по воле митрополита из-за своей видной наружности и густого баса, но отнюдь не отличающийся ни рассудительностью, ни набожностью.

Разумеется, столь разным людям во время долгого путешествия трудно избежать стычек между собой. Однако еще труднее им удержать в повиновении команду, собранную для вояжа с разных кораблей… Дважды на пути к американским колониям на корабле вспыхивали матросские бунты: у берегов Австралии, куда «Крейсер» заходил для пополнения запасов воды и угля, и у самой Ситки. В обоих случаях поводом к возмущению стала жестокость Кадьяна по отношению к совершившим незначительные проступки матросам и потворство действиям старшего помощника со стороны Лазарева, который за годы службы в английском королевском флоте накрепко усвоил, что палка – лучший воспитательный метод. Но если первый бунт удалось усмирить благодаря уговорам Завалишина, пообещавшего, что телесные наказания будут прекращены, то второе восстание чуть было не закончилось плачевно. Матросы вооружились и собрались на палубе, угрожая расправой командиру корабля, если тот не удалит ненавистного старшего лейтенанта. Скрипя зубами, Михаил Петрович вынужден был переписать своего протеже на шлюп «Аполлон», готовящийся к убытию из колоний в Россию. «Крейсер» тем временем отправился к берегам Калифорнии, где морякам предстояло зимовать, чтобы затем вернуться в Новоархангельск с запасом продовольствия для поселенцев.

Преодолев жесточайший шторм, пришедшийся как раз на вахту Завалишина, фрегат осенью 1823 года от Рождества Христова благополучно достиг Нового Альбиона и встал на якорь в заливе Святого Франциска, неподалеку от испанской католической миссии с таким же названием.