Шопенгауэр - Пол Стретерн

Но Веймар был не только сценой для семейной мыльной оперы с бесконечным раздражением и громкими скандалами. Здесь Шопенгауэр также познакомился с Гете. Начинающий философ и зрелый гений могли разговаривать часами. Впоследствии Шопенгауэр утверждал, будто эти беседы не только пошли на пользу ему самому, но и помогли Гете в его «Теории цвета». Что довольно странно, ибо сам Шопенгауэр изучал медицину и питал склонность к научным исследованиям, а для Гете «Теория цвета» была не более чем хобби – этакая игрушка гениального естествоиспытателя-любителя, которой он донимал своих поклонников. За столетие до него Ньютон уже объяснил, что белый цвет включает в себя полный спектр цветов. Гете же упрямо отказывался поверить тому, что было очевидно для всех, кто наблюдал, как луч света, проходя сквозь призму, преломляется на цвета радуги. По мнению Гете, белый цвет был таким же цветом, как и все остальные. Согласно его теории, все цвета представляют собой сочетание света и тьмы и пронизаны некой туманной субстанцией, которая и придает серым сумеркам яркость красок.

Эту чушь воспринимали всерьез лишь потому, что Гете был гением в других областях, и то скорее в литературных кругах, нежели в среде ученых. Шопенгауэр, хотя и обладал литературным талантом, явно не подпадал под определение неуча. Невозможно сказать, что заставило его принять теорию Гете. Это тот случай, когда собственная гордыня сыграла с философом злую шутку. По всей видимости, то был последний раз, когда Шопенгауэр позволил себе подпасть под влияние живого гения, чьи идеи он был готов разделить. Потому что позднее он с редким упорством следовал лишь собственной интуиции, даже если его взгляды шли вразрез с общепринятым мнением. На свое счастье, Шопенгауэр был наделен исключительным интеллектуальным чутьем, которое позволило ему произвести на свет философское учение не только оригинальное, но и во многом предвосхитившее грядущие изменения в интеллектуальной сфере. Учение Шопенгауэра избежало участи стать этаким философским эквивалентом гетевской теории цвета, которая по своей сути была побочным продуктом мыслительной деятельности гения, привыкшего презрительно отметать идеи своих современников.

Восхищение, которое юный Шопенгауэр питал к стареющему Гете, было глубоким и искренним. И хотя их дружба продолжалась недолго, вместе с тем теплые отношения связывали его с кем-то в первый и последний раз в жизни. Не случайно Гете в ту пору было почти столько же лет, сколько было бы отцу Артура, не соверши он самоубийство. Благожелательность Гете стала для Шопенгауэра, пожалуй, единственным светлым пятном на фоне суровой, могучей тени его умершего отца. Увы, но даже эта дружба не могла повлиять на отношения Артура с матерью. Более того, Гете лишь усугубил их разлад, когда однажды сказал Иоганне, что гениальность ее сына в один прекрасный день получит всеобщее признание. По ее мнению, на семейном древе имелось место лишь для одной птахи подобного вида и оно уже было занято.

Кроме того, Шопенгауэр к тому времени открыл для себя индийскую философию, которой – наряду с учениями Платона и Канта – суждено было оказать на него мощное влияние. Индийская философия давала интеллектуальное обоснование его глубоко пессимистичному восприятию мира. На самом же деле это обоснование было столь же сомнительным, как и его источник. Шопенгауэр прочел книжку под названием «Упнекхат», последний писк литературной моды среди романтиков, которые были готовы проглотить все что угодно, лишь бы избавить свои умы от оков рационализма. Книга являла собой выполненный одним французом латинский перевод с персидского. Тот, в свою очередь, был переводом с санскрита. «Точность» этого перевода лучше всего иллюстрирует его название: при ближайшем рассмотрении это не что иное, как «Упанишады». Есть доля иронии в том, что сомнительное использование Шопенгауэром не менее сомнительного текста заложило, однако, прочные основы современного философского пессимизма – направления в философии, которое живет и здравствует по сей день.

В конце концов, Sturm und Drang[4]в семействе Шопенгауэров достигли своего пика, и Артур окончательно хлопнул дверью. В мае 1814 г. он навсегда покинул Веймар. Свою мать он больше не видел, хотя в период ее литературной славы они время от времени обменивались довольно едкими письмами («Ты несносен и обременителен…» и т. д.).

Последующие несколько лет Шопенгауэр провел в Дрездене. Здесь из-под его пера вышел монументальный труд объемом в тысячу страниц – «Мир как воля и представление». Сам философ воспринимал эту работу как попытку разрешить «загадку мира». Подобная цель считалась похвальной начиная с самых истоков философской мысли, ибо в ней виделось необходимое основание для построения собственной философии. Однако стоит заметить, что (в смысле логики) изначальная отправная точка Шопенгауэра ни в коем случае не является необходимой. Это означает, что она не является неизбежной и неизменной. Что такое вообще «загадка»? Если воспринимать мир как загадку, как головоломку, которую следует разгадать, как тайну, с которой нужно сорвать покровы, и т. д., то это значит, что должен быть ответ. Вопрос (или загадка) предполагает ответ. Но на самом деле у нас нет никаких логических причин пытаться разгадать мир, как это делает Шопенгауэр. Есть множество других видений этого мира: с гневом, смирением, отчаянием и т. п. Платон, оказавший на Шопенгауэра значительное влияние, утверждал, что «изумление… и есть начало философии»[5]. Это удивление допускает двоякое толкование – удивление как священный трепет и удивление как вопрос «почему?». Судя по всему, Платон вкладывал в эту фразу первый смысл, однако философия, как до него, так и после, делала упор на втором. Вплоть до XX в. этот подход не подвергался сомнению, лишь потом философия начала рассматриваться скорее как некая деятельность, нежели как поиски «истины». Шопенгауэр явно склонялся ко второму или, по крайней мере, видел в этом важный шаг на пути к достижению ответа.

Он пишет: философия «в будущем будет доведена до совершенства, более тонко и точно выработана, сделана более доступной для понимания, но никогда не будет низвергнута. Философия останется существовать, завершится лишь история философии». Мыслители в конце концов доберутся до истины, и загадка будет разгадана.

Ирония состоит в том, что сам Шопенгауэр внес личный вклад в подрыв этой точки зрения. Его оригинальное восприятие мира было первым шагом на пути в ином направлении (хотя сам он вряд ли понимал, что делает этот судьбоносный шаг). Вместо того чтобы смотреть на мир с удивлением, он смотрел на него с отвращением.

Средневековые философы нередко воспринимали мир как нечто низкое и греховное – как юдоль скорбей, где торжествует зло. И все же в нем всегда оставалась капля искупающей благодати. Да, мир мог быть низок и греховен, но общий порядок вещей, во главе которого стоял Бог, был хорош. Когда же Шопенгауэр рассматривает мир как зло, он имеет в виду, что порочно само мироустройство и искупить его зло невозможно.