Тайна Бутлегера, или Операция "Ноктюрн" - Джузеппе Д'Агата

Черт возьми, до чего стали жадными эти толстозадые бюрократы из Госдепа. Словно пипеткой отмеряя расходы для персонала посольств, они, должно быть, стараются помочь своим коллегам из казначейства оздоровить экономику Соединенных Штатов. Но чего они хотят? Довести американских дипломатов до такой же нищеты, в какой пребывают сотрудники представительств стран «третьего мира», многим из которых, если нет посольской машины, не на что взять такси.

Это была не столько проблема денег, хотя Уэйн ими тоже не пренебрегал, сколько вопрос престижа и принципа. Когда он высказал послу свое недовольство, тот, издав в ответ невнятное хрюканье, только пожал плечами. Это был его обычный ответ: Уэйн был уверен, что он точно так же отреагировал бы и на сообщение о внезапной атомной бомбардировке Нью-Йорка.

Из своего кабинета на четвертом этаже огромного здания американского посольства Уэйн посмотрел на перекресток виа Венето и виа Биссолати, видневшийся за пальмами. В этот субботний день движение было не слишком интенсивным. Уэйн не мог понять, почему именно в субботу, когда многие учреждения закрыты, движение в Риме уменьшалось. Оставалось предположить, что в рабочие дни большинство служащих только тем и было занято, что перегружало улицы своими малолитражками с различным кубическим объемом двигателей.

Теперь, после двух лет пребывания в Риме, Уэйн больше уже не пытался понять эту слишком сложную, противоречивую и парадоксальную действительность и решил жить в Италии так, как в девятнадцатом веке жили в Индии англичане, установившие своего рода санитарный кордон, сводивший к минимуму общение с аборигенами.

Уэйн сделал последнюю попытку решить свою задачу, но понял, что придется сдаться. Он не сумеет вернуть даже часть из трехсот двадцати долларов (он продолжал переводить лиры в доллары), которые пришлось дополнительно израсходовать при поездке в Милан. Но виноват в этом был исключительно он сам, потому что не учел этот проклятый циркуляр: он не мог поверить, что Госдеп и в самом деле решил всерьез проявить такую постыдную скаредность.

В дверь осторожно постучали.

— Да?

В приоткрытой двери появилось узкое, детское лицо Меддокса, тощего молодого человека в очках, со множеством фурункулов, похожего на студента-трудягу.

— Как? Еще здесь? Или ты не заметил, что сегодня суббота?

— Суббота — самый прекрасный из всех дней, какие создал Господь.

Уэйн достал из кармана расческу и провел ею по волосам, которые и без того были в полном порядке.

Меддокс остался на пороге.

— С кем у тебя свидание сегодня? — поинтересовался он.

Уэйн улыбнулся и покачал головой, заметив с упреком:

— А ты, парень, недостаточно скромен.

Он откинулся на спинку стула. Меддокс подошел ближе, разглядывая своими близорукими глазами письменный стол, на котором лежали разные печатные материалы и экономические отчеты.

— Сделки? Контракты? Какой-нибудь араб проездом?

Меддокс, этот юнец, лишь недавно достигший совершеннолетия, был, наверное, самым молодым сотрудником посольства США в Риме, включая женщин. Он очень скучал по родине, главным образом из-за того, что здесь не проводились бейсбольные соревнования.

Уэйн отодвинул руку Меддокса, листавшего какое-то досье. У парня была неприятная манера совать нос в любую бумагу, какая только попадалась на глаза.

— Может, с женщиной? А что, у нас новая библиотекарша! — воскликнул Меддокс, пытаясь угадать планы Уэйна на уикенд. Подумал немного и ответил себе сам: — Нет. Она рыжая. Крашеная. А тебя я уже изучил, Уэйн, тебе не нравятся рыжие.

Он наклонился и открыл ящик стола. Уэйн тотчас закрыл его, зажав просунутую внутрь руку. Меддокс скривился от боли.

— Я люблю брюнеток, парень. Только брюнеток.

Он приоткрыл ящик, Меддокс вытащил руку и помассировал.

— Как жестоко. У тебя такая скромная должность, Уэйн, — замзамзамзамначальника коммерческого отдела, а ведешь себя словно сотрудник ЦРУ.

Уэйн насмешливо улыбнулся, доставая из ящика флакончик духов.

— Давно ли ты, парень, в Риме?

— Полгода, шеф, — ответил Меддокс, снова перебирая бумаги на столе.

Уэйн стал душиться, нанося капельки духов на затылок и шею.

— Странно, что тебя послали сюда. Это посольство не из легких. В Риме ведь есть еврокоммунисты. Много работы.

— И я, как видишь, тружусь.

— Да?

— Проверяю, кто работает в этих кабинетах в субботу утром.

— В таком случае отметь мое отсутствие. — Уэйн подставил Меддоксу шею, чтобы тот понюхал. — Чувствуешь? Отличные духи. Я выписываю их с Кубы. Очень тонкие духи — еле-еле ощущаются.

Нюхая, Меддокс незаметно прихватил машинописную страницу и сунул в карман.

— Действительно, запах едва ощутим. Вернее, вообще не чувствуется.

Он слегка отодвинулся и кисло улыбнулся на прощание, намереваясь уйти, но рука Уэйна ловко извлекла бумагу из его кармана. Меддокс как ни в чем не бывало улыбнулся:

— Пока, шеф.

Уэйн ответил ему улыбкой с той же дозой неприязни.

Молодой человек вышел, и Уэйн продолжил с удовольствием рассматривать флакончик с кубинскими духами.

В парикмахерском салоне «Высокая прическа» было мало клиентов.

Мерилен Ванниш, молодая женщина с большими темными глазами, с нежной белой кожей и копной черных волос, собранных на затылке, продолжала с особым, пристальным вниманием рассматривать себя в зеркало.

Склонившись к ней, парикмахер уговаривал ее посмотреть журнал, где были представлены самые последние модные прически, советуя выбрать ту, которая, на его взгляд, больше всего подходит ее лицу и волосам. Она отвлеклась от зеркала, пролистнула журнал и с любезной улыбкой решительно отказалась. У нее не было ни малейшего желания менять прическу.

И в самом деле немного позднее, когда она вышла из салона, ее волосы были такими же, как прежде: длинными, волнистыми, только теперь были распущены по плечам.

Получая удовольствие от восхищения, шлейфом тянувшегося за ней, молодая женщина подошла к своей машине, зеленой «ланче», села, включила двигатель и уехала.

И как только она отъехала, тронулся с места и стоявший поблизости серый «мерседес». За рулем его сидел пожилой человек с исхудалым лицом и холодным, жестким взглядом, в котором таилось что-то пугающее.

Это был тот самый старик, который двадцать первого сентября в Афинах одним выстрелом убил Джеймса Джефферсона Уолтерса, главу американской разведки в Греции.

Старика звали Шабе.

Серый «мерседес» последовал на приличном расстоянии за зеленой «ланчей» по оживленным улицам в центре Рима.

В одном из помещений американского посольства непрестанно стрекотали телетайпы. Обычно тут было много народу — торопливо ходили туда-сюда сотрудники с бумагами. Но этим утром здесь, напротив, было спокойно.