Пани Зофья. Вы всё перепутали - Яцек Галиньский

с нескольких лет до двух недель, что удивительным образом сделало возможным тот факт, что я доживу до операции. Зато он, выйдя от нее, выглядел так, словно поужинал с вождем каннибалов.

Я ворвалась в кабинет в тот момент, когда группа преследователей, состоящая из врача, администратора и охранника, почти настигла меня. Я ожидала, что с Маевской мне придется нелегко, но вышло иначе.

– Что случилось? – спросила я ее, сжавшуюся в комочек на стуле в углу комнаты.

– А вам какое дело? – ответила она, сморкаясь в носовой платок.

– Меня это немного волнует, потому что, если вы собираетесь оперировать меня через десять дней, я бы хотела, чтобы мой врач не был на антидепрессантах. В конце концов, это самое важное для меня. Я уже четыре года жду.

– Через десять дней, – повторила она.

– И ни днем больше. Я дождалась. Я не перехожу на красный свет, не хожу в солярий, не пью, не курю и не ем. Я проявила упорство и дожила до этого.

– Так это вы привели сюда этого козла. Он соблазнил меня! – Она повысила голос.

– Соблазнил? – спросила я удивленно. – Говорил, что хотел сбежать, но вы заперли дверь.

– Какая же вы мелочная. Допустим. Он спровоцировал меня. Ему не следовало так вызывающе одеваться. Брюки в тон и облегающая рубашка. Он должен был это предусмотреть. В любом случае это ваша вина!

Ой, возможно, лучше было не приходить. Теперь она может восстановить прежнюю дату или назначить еще более дальнюю. И тогда это уже будет не операция, а вскрытие.

– Но что произошло? Дорогуша… – заговорила я ласково и с теплотой, взяв ее за руку. – Что тебе сделал этот козел? Этот негодяй?

И тут из монстра с испепеляющим взглядом она превратилась в маленькую растерянную девочку, беспомощно прижавшуюся ко мне.

– Я была так добра к нему, – сказала она, стараясь не расплакаться. – Я не могу поверить, что больше не увижу его.

– Он умер? – испуганно спросила я.

Он пережил встречу со мной, с бейсбольной битой тоже, но у него явно было слабое место. Эта любовь оказалась для него слишком сильной.

– Нет, совсем нет, – ответила Маевская. – Это я бы ему простила.

– Вы были так добры к нему. Козел этого не оценил! Вот такие они, эти мужчины! И вы были так добры к нему… так добры… Я знаю, где он живет! – Я неожиданно обрадовалась. – Я была у него дома.

– В его квартире?! – возмутилась врач.

– Нет, ничего подобного. Он держал меня в основном в подвале.

– В подвале? Я думала, вы друзья.

– Это трудно объяснить. Мы очень быстро прошли все стадии взаимоотношений: от похищения и угроз убить до использования одних и тех же туалетных принадлежностей и совместного просмотра порно.

Она села.

– Вот он такой. Такой мужественный и в то же время такой чувствительный.

– Олицетворение мужественности и чувствительности.

– Полиция вытащила его с больничной койки в четыре часа утра в одних трусах.

– Возможно, без завтрака.

– У нас даже не было времени попрощаться. Я имею в виду, мы попрощались один раз, но что такое один раз?!

– Да, верно, что такое один раз? Просто ничего.

Она подошла к окну. Она была убита горем. От нее осталась тень того человека, которого я знала. Я бы предпочла, чтобы операцию на моем бедре делал человек, не страдающий депрессией.

– Он был идеален для меня. Вы понимаете?

– Конечно я понимаю. Отчего же не понять, доктор?

Я сосредоточенно смотрела на нее, пытаясь понять, что она имеет в виду.

– Он подходил мне во всех отношениях.

– Да, да, именно так. Во всех отношениях.

– И знаете… Мне стыдно сказать…

– Да, да, стыдно, стыдно. Нет, ну как же стыдно? Говорите смело!

Подготовка к операции уступила место пикантной истории врача, которая чуть не прибила мужчину, когда он пришел к ней по моей просьбе назначить более раннюю дату моей операции.

– Любая женщина требует от мужчины многого, – начала Маевская. – Но у него было то, что так важно для меня.

– Деньги!

– Ну знаете!

– Он был красив! Высок! Силен!

– Как это мелочно.

– Черт. Я знаю, конечно. В постели был хорош.

– Вы ничего не смыслите в мужчинах.

– Я ничего не смыслю в мужчинах?!

Я аж села. Уж в ком, в ком, а в мужчинах я разбираюсь. Я знала двоих. Одного я родила, и через сорок лет он даже не помнил о моем дне рождения, а другой был еще лучше – двадцать лет назад он вышел из дома за сигаретами и больше не вернулся. Так в ком я должна была разбираться, как не в мужчинах?

– Он всегда убирал за собой ванную! – Маевская наконец раскрылась.

– О, это. Тогда конечно. Вылетело у меня из головы. Действительно. Я думала, вы что-то еще имели в виду. Это так очевидно.

Действительно, ей попался исключительный человек. Убирался в ванной. Неординарная личность. Мои двое хорошо, если со стульчаком не промахивались.

– Я шучу, черт возьми! – Маевская расстроилась. – Он отвечал мне в интеллектуальном плане!

– Имеется в виду, что был умным? – Я удивилась. – Честно говоря, я не заметила.

– Что вы такое говорите? – сказала она, глядя в окно. – Он не усложнял жизнь. Он принимал ее такой, какая она есть. Он не пытался спасти мир, не беспокоился о глобальном потеплении, об американо-китайских отношениях, дефиците бюджета или урезании расходов на культуру. Мне этого хватает каждый день. Он заключал меня в свои сильные объятия! И брал меня так…

– Вы имеете в виду: он был просто глуп? – спросила я растерянно.

– Можно сказать и так, – ответила она, несколько смутившись.

Вдруг она посмотрела на меня, и ее глаза загорелись.

– Это ваша вина, – сказала она. – Поэтому вы должны помочь мне.

– Это будет довольно трудно.

– Вы не знаете, что такое любовь!

– Нет, дорогая. Я знаю, что такое любовь. Иначе я бы убила своих двоих при первой же возможности. На следующий день после свадьбы и на следующий день после родов.

– Ваши показания уличают его. Вы пойдете в полицию и откажетесь от своих слов.

– Но о чем вы говорите? Как я это должна сделать?

– Я прооперирую вас еще раньше. Я перенесу кого-нибудь на более поздний срок.

– Еще раньше?!

Она полезла в ящик стола, пролистала какие-то документы и достала пожелтевший от старости лист бумаги.

– Вы не можете этого сделать. Это важный документ, – возразила я. – Люди ждут месяцами, годами…

– Да какой важный? Мы все равно не сможем прооперировать всех. Нет ни специалистов, ни оборудования, ни контракта с Национальным фондом здравоохранения. Разве вы не знали? Что будет более