Кровавая купель - Саймон Кларк

Я пожимаю плечами, отбрасывая эти мысли. И снова кидаю камешки. Потом пробиваюсь через снег обратно домой, включаю газовый камин, снова беру авторучку — и вперед, в атаку на бумагу. Что есть у меня в голове, я должен выложить на бумагу.

Всю мою жизнь меня совсем не интересовали большие — я имею в виду ПО-НАСТОЯЩЕМУ большие — тайны мироздания. Но за последние восемь месяцев я узнал их разгадки. Ответы на вопросы, которые мыслители и люди вроде вас задавали уже три тысячи лет.

Я не выходил на их поиски. Они упали мне в руки, как камни с неба.

Важно, чтобы вы это знали. А что вы будете с этим делать — это дело ваше.

— Ты знаешь, где он будет. Можем прямо сейчас его застукать.

— Как говорится, месть — это такое блюдо, которое вкуснее холодным.

— Ага, а пока этому говнюку Слэттеру все это так и сойдет. — Стив Прайс пнул ногой жестянку, и она задребезжала по тротуару. — Он же с нас смеется. Ник!

— Я сказал «холодным». А не прокисшим. Мы ему отплатим. Но спешить не будем. Выработаем план.

Заглотав в «Макдональдсе» по гамбургеру, мы шли из города ко мне домой.

Стив Прайс, светловолосый и круглолицый; неравнодушный к футболу и восточным девушкам, был моим лучшим другом. Мы околачивались вместе уже последние пять лет. Сейчас у него руки чесались поквитаться со Слэттером.

Сидя за стеклом «Макдональдса» и прожевывая гамбургеры, мы видели, как дефилирует по городу Таг Слэттер, демонстрируя свою мерзкую татуированную морду.

— Ты знаешь, куда он прется. Ник?

Я знал. Слэттер патрулировал свою территорию. Одетый в свой мундир из джинсовой куртки, джинсов, коричневого ремня и солдатских сапог. Сигаретка в углу опущенного рта, бритая голова ходит из стороны в сторону, как у злобного питбуля, ищущего, кого цапнуть.

Он бродил по городу от рынка до Хай-стрит, пытаясь зацепить взгляд какого-нибудь пацана. Когда это происходило, дальше все шло по накатанному.

Слэттер: Эй! Чего тебе надо?

Озадаченный пацан: Извините?

Слэттер: Ты мне тут это брось! Сам знаешь, что ты сделал.

Пацан: Да честное слово, не знаю!

Слэттер, агрессивно: Ты на меня пялился?

— Да нет. Я…

— Пялился, пялился. — Слэттер сжимает руки в кулаки. — Ты думаешь, ты меня лучше, да? А хочешь проверить?

Пацан уже понимает, что сейчас будет. Он видит, как поднимаются эти татуированные кулаки с кусающимися змеями и буквами на пальцах, складывающимися в слова ГРОБ и УБЬЮ.

Ему уже нетрудно представить, как он лежит на земле, сплевывая выбитые зубы, а эта горилла ботинками выбивает из него пыль.

— Ты что думаешь, можешь так себе расхаживать по городу и на людей пялиться?

Пацан ищет самый простой выход — и бросается туда. Показать этому татуированному орангутангу, что он тут непререкаемый хозяин.

— Извини… я честно… я не хотел. Я не нарочно!

— Чтобы больше так на меня не смотрел. Ты понял?

— Я больше не буду… (Пацан чуть не произносит «СЭР»). Я просто себе шел… Я не нарочно…

— Ладно, иди. Но больше так не делай, я этого не люблю.

Уважение, внушенное террором, — для Слэттера хлеб и воздух.

Подбрасывая ногами камешки, он свернул на мою улицу.

— Завтра вечером, — сказал я Стиву. — Надо выбрать подходящее время.

— А что мы ему сделаем?

— После того, что он сделал — что-нибудь такое, что ему сильно не понравится.

— А что? Он же толстокожий, как носорог.

— Дай мне время, — ухмыльнулся я.

От Лаун-авеню просто разило обыденностью. Улица из викторианских домов, обсаженных липами, весной имеющими жалкий вид. Детишки на велосипедах, и кто-то играет на пианино за открытым окном.

На Лаун-авеню я прожил всю жизнь. И ничего особенного в ней не находил, но Стив считал ее шикарной.

— Понимаешь, я тут даже ни разу не видел на мостовой собачьего дерьма, — говаривал он.

— Это потому, что у всех наших собак при рождении зашивают задницы. Вот лежишь ночью в кровати и слышишь, как они в своих конурах взрываются, как воздушные шары.

Мы шли по дорожке к моему дому, и Стив спросил:

— Чистый?

— Хотелось бы.

Я оглядел свой пикап. Это не была последняя шикарная фордовская модель, но это была моя машина, за нее деньги заплачены. Я сам ее перекрасил в огненно-красный цвет и белым над решеткой радиатора нанес имя — Бешеный кобель.

Джек Атен очень смеялся бы. Иногда мне кажется, что я выкидываю наполовину кретинские штуки, только чтобы повеселить его призрак.

— Чист, как слеза. — Я потрепал машину по крылу.

— Ну, ты же не думаешь, что он такой дурак, чтобы повторить то же самое.

— А почему бы и нет, Стив? У него воображения — как у гусеницы. Если он узнал хороший прием, он его будет повторять ad nauseum.

— Ад — что?

— Пока нас не вытошнит, Стив.

— А сейчас у нее вид вполне ничего. — Стив провел пальцами по краске. — Без царапин.

— Видел бы ты ее вчера. Спущенные шины — и он всю ее вымазал говном. Краску, стекла, фары — все.

— Вот сволочь!

— Присохло, как бетон. И еще я тебе знаешь что скажу?

Стив поднял брови.

— Это было не собачье говно.

— То есть…

— То есть это был Слэттер в чистом виде. Я целый день не мог забыть эту вонь.

— И что теперь?

— Теперь пойдем в дом и решим, как мы ему отплатим.

* * *

— Привет, Стив! Как твой папа? Мой папа поднялся и сел на диване, стряхивая крошки пирога со свитера.

— Спасибо, хорошо, — ответил Стив. — Он на эти выходные везет на юг груз камней.

— Так что мне придется посидеть со Стивом, — сказал я. — Чтобы он не боялся один в большом и темном доме.

Мы все весело рассмеялись.

У Стива мама с папой развелись несколько лет назад. По выходным, когда отец уезжал работать, наша банда собиралась в доме у Стива и веселилась. Потом стали появляться стайки девчонок, и вечеринки стали не просто веселыми — электрическими.

Я рассказал папе про убийство. Он ужаснулся, как я и ожидал. И все тряс головой, не в силах поверить. Такие вещи не случаются в маленьком городке вроде Донкастера.

Он посмотрел на часы: