Мы - Дэвид Николс

Я не говорю, что при этом не приходилось много заниматься тяжелой рутинной работой; компьютеры тогда были капризные и примитивные, чуть лучше огромных калькуляторов и очень маломощные (современный телефон у меня в кармане гораздо мощнее), а ввод данных был утомительным, трудоемким процессом. И хотя обычная плодовая мушка имеет много преимуществ как организм для эксперимента — плодовитость, короткий цикл размножения, характерную морфологию, — никакими индивидуальными особенностями она не отличается. Мы держали одну из них как питомца в лабораторном инсектарии, она имела собственный стеклянный сосуд с крошечным ковриком и кукольной мебелью, и мы заменяли ее в конце каждого жизненного цикла. Пол у плодовой мушки распознать непросто, и мы назвали его/ее Брюсом. Пусть это будет архетипическим примером юмора биохимиков.

Такие простенькие развлечения необходимы, потому что когда усыпляешь популяцию дрозофил, а затем изучаешь каждую мушку с помощью тонкой кисти и микроскопа, выискивая крошечные изменения в пигментации глаза или формы крыла, то, честно говоря, это отупляет. Так бывает, когда берешься складывать огромную головоломку. Поначалу ты думаешь: «Будет весело», включаешь радио, завариваешь чай, и только потом до тебя доходит, что перед тобой слишком много отдельных кусочков и почти все они — небо.

В общем, я слишком устал, чтобы идти на вечеринку к сестре в ту пятницу. И не просто устал — я был настроен подозрительно, и не без причин.

Я с недоверием относился к ее стряпне, неизменно состоявшей из макарон и дешевого сыра с подгоревшей коркой, из-под которой выглядывал либо консервированный тунец, либо жирный фарш. Я с подозрением относился ко всем ее вечеринкам, в особенности к званым ужинам; они всегда казались мне безжалостными гладиаторскими боями, когда лавровые венки достаются самым остроумным, успешным и привлекательным, а вокруг валяются трупы поверженных, истекающих кровью неудачников. Стремление казаться лучше, чем ты есть, в таких обстоятельствах меня просто парализовывало и до сих пор парализует, тем не менее сестра вновь и вновь силком выталкивала меня на арену.

— Ди, ты не можешь просидеть дома до конца своей жизни.

— А я и не сижу, я редко здесь…

— Забьешься в свою нору, один как сыч.

— Это не так… Карен, я абсолютно счастлив, когда один.

— Нет, не счастлив! Не счастлив! Как ты можешь быть счастливым, Ди? Ты не счастлив! Не счастлив!

Она была права в том, что до того февральского вечера в моей жизни было не много радостей, мало причин устраивать фейерверки или боксировать воздух. Я нравился своим коллегам, они нравились мне, но чаще всего я прощался с охранником Стивом в субботний вечер и больше не открывал рта до утра в понедельник, когда здоровался с ним же. «Как прошли выходные, Дуглас?» — всегда интересовался он. «Прошли спокойно, Стив, очень спокойно». Однако работа приносила мне удовлетворение, раз в месяц я посещал паб, выпивал по кружечке с коллегами, и если временами у меня закрадывалось подозрение, что чего-то в моей жизни не хватает, то… Разве у других не так?

Только не у моей сестры. В свои двадцать с хвостиком Карен не отличалась разборчивостью в дружбе и водилась, как говорили мои родители, с «художественным сбродом»: будущими актерами, драматургами и поэтами, музыкантами, танцорами, гламурной молодежью непрактичных профессий, которые засиживались допоздна, а днем проводили долгие часы за чашкой чая в эмоциональных дискуссиях. Жизнь для моей сестры представляла собой одно непрерывное объятие толпы, и ей, видимо, нравилось, непонятно почему, выставлять меня перед своими молодыми друзьями. Она любила говорить, что я пропустил молодость и запрыгнул прямо в средний возраст, что мне исполнилось сорок три еще в утробе матери, но в одном она, наверное, была права: я так и не узнал, что значит быть молодым. Но тогда почему она так отчаянно старалась затащить меня к себе на вечеринку?

— Потому что там будут девушки…

— Девушки? Хм… Да, я что-то о них слышал.

— Особенно одна девушка…

— Да знаю я девушек, Карен. Я с ними встречался и разговаривал.

— Но не с такой, как она. Поверь мне.

Я вздохнул. По какой-то там причине «найти мне девушку» стало у Карен идеей фикс, и она добивалась своего с притягательным сочетанием снисходительности и принуждения.

— Ты что, хочешь навсегда остаться один? Да? Хочешь?

— Не имею ни малейшего желания.

— И где ты, Ди, собираешься с кем-нибудь познакомиться? В своем гардеробе? Под диваном? Или вырастить их в лаборатории?

— Я не хочу продолжать этот разговор.

— Я говорю так только потому, что люблю тебя! — Любовь была для Карен алиби на все случаи агрессивного наступления. — Я оставлю для тебя место за столом, так что если не придешь, то испортишь весь вечер! — И с этими словами она повесила трубку.

В результате тем же вечером в крошечной квартирке в Тутинге меня втолкнули за плечи в крошечную кухню, где за шаткими козлами, предназначенными для наклейки обоев, в тесноте разместились шестнадцать человек, а посреди этого импровизированного застолья теплилась, как метеорит, пресловутая макаронная запеканка, отдающая поджаренным кошачьим кормом.

— Внимание, все! Это мой любимый брат Дуглас. Будьте с ним помягче, он застенчивый! — Моя сестра ничего так не любила, как ткнуть пальцем в застенчивого человека и заорать во все горло: «ЗАСТЕНЧИВЫЙ!»

Привет, хай, хей, Дуглас, поздоровались мои соперники, после чего я с трудом втиснулся на крошечный складной стульчик между двумя гостями — волосатым красавцем в черных колготках и полосатом жилете и чрезвычайно привлекательной женщиной.

— Я Конни, — представилась она.

— Рад знакомству, Конни, — буркнул я.

Так мы и познакомились с моей женой.

Какое-то время мы сидели молча. Я раздумывал, не обратиться ли к ней с просьбой передать запеканку, но тогда придется есть, поэтому я спросил:

— Чем занимаешься, Конни?

— Хороший вопрос, — ответила она, хотя это было не так. — Наверное, можно сказать, что я художник. Во всяком случае, я изучала живопись, просто это звучит как-то претенциозно…

— Вовсе нет, — сказал я, а про себя подумал: «О боже, художник».

Прозвучи в ответ «клеточный биолог», меня было бы не остановить, но я редко встречаю таких людей и, во всяком случае, ни разу не встречал у моей сестры. Художник. Я не противник искусства, ни в коей мере, но ненавижу, когда чего-то не знаю.

— Ну и… акварель или масло?

Она рассмеялась:

— На самом деле не так все просто.

— Эй, я тоже своего рода художник! — подал голос красавец слева, оттеснив меня плечом. — Художник на трапеции!