Евангелие от змеи - Пьер Бордаж

"Пустобрех чертов! Не можешь удержаться!" Привычка к язвительным замечаниям, хоть и оживляла беседу и могла разрядить обстановку, стоила Марку кровавого развода и трудностей в отношениях не только с дочерьми, но и со всеми представителями рода человеческого в целом. Глаза женщины недоверчиво прищурились, хмурое лицо стало откровенно враждебным. Морщинистое, измученное жизнью, обрамленное поседевшими, белокурыми волосами, оно казалось естественным продолжением надетой на ней рубашки: одежда была такой ветхой, застиранной и заштопанной, что кое-где просвечивала основа ткани.

Марку почудилось, что, постучав в эту тяжелую деревянную дверь, он шагнул в далекое прошлое. Единственной уступкой современности в этом краю поросшей жесткой травой земли, холмов и скал был взятый напрокат "Рено-806", который Марк оставил на внутреннем дворе. Бросив беглый взгляд на машину, он слегка успокоился. Время едва перевалило за полдень, но Марку вдруг показалось, что уже наступила ночь, вернее, что солнце и не вставало в этом краю серых камней. Гнилая осень, погрузившая Францию во влажно-душное тепло, обошла своим вниманием Обрак, обдуваемый мерзким ледяным ноябрьским ветром.

—Я хочу поговорить с вами о человеке, которого кое-кто называет новым Мессией, —добавил он с улыбкой, призванной успокоить —мать и очаровать —дочь.

Женщина отступила на шаг, не убирая ладони с ручки двери.

—И так уже довольно гадостей о нем наговорили!

—Вот именно! —подхватил Марк, приглаживая машинальным жестом волосы. —Я потому и приехал, что хочу рассказать людям правду.

"Хочу поучаствовать в охоте!" —мысленно добавил он с той ноткой цинизма, что позволяла ему причислять себя —иллюзорное ощущение! —к "кукловодам", к творцам и любимчикам истории. Каждую неделю BJH, хозяин и основатель "EDV", король, отец, человеке блестящим черепом, зловонным дыханием, феноменальной интуицией и вошедшими в легенду приступами бешенства, выпускал своих псов на охоту. Чаще всего дичью становился политик —неважно, мужчина или женщина, король (или королева) телеэфира, но на сей раз BJH натравил своих псов на пророка-целителя, посмевшего —невиданная наглость! —собрать вокруг себя кучку верных последователей.

Ни одна ищейка из "EDV" слыхом не слыхивала об этом ничтожном шарлатане, следовательно, его известность ограничивалась узким кругом обожателей, но, поскольку приказ исходил прямо от хозяина, мелкий проповедник был переведен на положение Врага Номер Один во всех редакциях и даже коридорах еженедельника —флагмана независимой прессы, первого среди равных. На сей раз досье года, посвященное сектам (секты, секс, серийные убийцы, диеты —верняк, если нет чего позабористее!), забудет о самой влиятельной из них —сайентологии, церкви, основанной Р. Л. Хаббардом, писателем-фантастом, богатой и влиятельной настолько, что она может на равных бороться с любой мировой религией, с какой угодно международной мафией, да, пожалуй, и с правительствами.

—Откуда у вас наш адрес? —спросила женщина.

—От моего шефа. Мне его источники неизвестны.

Тут Марк не соврал: источники информации BJH оставались тайными, темными, но они, как правило, не ошибались. Хозяин и основатель еженедельника самолично вручил Марку небольшое досье на семью пророка и билет на поезд —во второй класс, что в "EDV" являлось верным признаком немилости: "Нарой мне пару-тройку смачных историй, чтобы, хм-гм-хм, расцветить выпуск, да..." Ледяные глаза шефа блеснули из-за темных стекол очков, грозя увольнением, "хм-гм-хм" прозвучало как ультиматум, словно скрипнула входная дверь биржи труда. Ходили упорные слухи о новом сокращении штатов: якобы независимые американские —читай: суперлиберальные! —аудиторы заявили о необходимости завуалированного (в некоторых случаях) или явного "обрезания" (все зависело от того, к какой внутренней группировке ты принадлежал) раздутых штатов "ЕDV".

BJH, обожавший играть роль "филантропа —отца всех своих детей", до последнего сопротивлялся чистке по количественному принципу, не желая принимать выгод во времени и деньгах, которые сулили новые технологии, но финансово-юридическая армия советников вбила-таки ему в башку мысль о том, что придется выбирать между экономическими реалиями и патерналистской ностальгией, между будущим и перспективой закрытия, между гуманизмом и выживанием. Между "трахать самому" или "быть затраханным", как емко сформулировал Ж.-Ж. Фрельон, один из трех заместителей главного редактора.

Марк, по сути дела, никогда не входил в свору цепных псов BJH, этих информационных хищников, хладнокровно-жестоких охотников, с наглой дерзостью провозгласивших себя "бандой сорока насильников". Он никогда не писал "фирменными чернилами" "EDV" —смесью мышьяка и серной кислоты, ни разу не принимал участия в организованной травле отдельных людей —загнанных, бесправных, разорванных на куски. Его кидали с одной рубрики на другую —политика, спорт, культура, обзоры, программы телеканалов, он был драной вороной в стае ястребов пера, так что теперь наверняка окажется в числе первых, отданных на заклание журналистов.

—Так чего же вы хотите?

Марк стойко выдержал недоверчивый взгляд женщины.

Эта мрачная ферма в Обраке была его последним шансом. Ему вот-вот стукнет пятьдесят: вряд ли он найдет новую работу в желтой прессе, которая была бы одновременно "непыльной" и хорошо оплачиваемой. На рынке труда "старикам" наступают на пятки молодые —"ботва" у них стоит дыбом от усердия, волчий аппетит, худые бока ходят ходуном, у них наглый талант, нищенское жалованье, а на губах выступает пена, как у гончих.

Дамокловых мечей над головой Марка становилось все больше: алименты бывшей жене, две акулы-дочки, сверхтребовательная молодая любовница, плата за жилье, машина, чертова прорва счетов, кредитов и необеспеченных долгов... Он был просто обязан пробиться в число "сорока насильников", вспомнить о тех сторонах человеческой натуры, которые благополучно игнорировал в течение пятнадцати лет работы —работы ли? —в еженедельнике, пошевелить задницей, доказать всем и каждому... Далее по тексту.

Марк посмотрелся в единственное круглое окошко двери —это зеркало было мутным и потому снисходительным, улыбнулся —со всем обаянием, на какое был способен, взглянул проникновенно, стараясь выглядеть неотразимо-победительным самцом.

—Вы позволите?..

Марк мягко шагнул в дверь, вынуждая женщин отступить в комнату. Он не заметил и тени страха на безмятежно-чистом лице дочери —только отстраненное любопытство, ему показалось, что она забавляется, что понимает, кто он такой и чего ему нужно. Войдя, он кожей ощутил живительное тепло: в гигантском —размером с его мансарду на Иль-Сен-Луи —камине плясали языки огня. Огромная полутемная комната, служившая одновременно кухней и столовой, была оклеена старыми замызганными обоями. На древнем буфете криво стоял старый телевизор: цвет был тусклым, картинка расплывалась.

Марку почудилось, что он вернулся в 60-е, оказавшись в почившем в бозе Советском Союзе, но тут заметил персональный компьютер —последний писк моды, сверхплоский экран, 21 см, камера, эргономичная клавиатура, кубическая форма, лазерный принтер, —установленный на одном из тех безликих письменных столов, которыми забиты дешевые мебельные магазины.