Мой сводный хулиган - Маша Малиновская

и грядущим провалом в карьере, вера в которую у него воспряла, он попрекнул меня, потому что я совсем скоро собирался свалить.

Амбиции, достижения – это прекрасно. Я бы очень хотел продолжить, хотел бы выучиться, выбраться из дерьма, увидеть, каково это может быть – на той стороне жизни. Но я не могу.

Не мог оставить брата гнить, являясь заложником собственного тела и отсутствия денег. Я должен вытащить его. Обязан. Как тащил он нас после смерти мамы.

И я отдавал себе отчёт, что деньги просто так в руки не придут. Придётся пахать, а это я умел.

И вот тренер со своим предложением. Он сказал, что у меня три дня для принятия решения.

– Подумай, Артур, это ведь совсем другие бабки. Не копейки, которые ты заработаешь на заводе или в шахте. Да, не сразу, понадобится время, думаю два-три года, но ты же не думаешь, что так быстро заработаешь брату на операцию и реабилитацию, вкалывая где-то по двенадцать часов на станке или с лопатой в руках?

В его словах я видел логику. Он честно озвучил причину, что не готов просто так позволить мне спустить его удачное вложение сил в сортир, то есть надежд на благотворительность мне питать не стоило.

– Мы даже сможем обсудить перевод твоего брата в место с лучшими условиями, пока ты будешь идти к цели. Там ему обеспечат уход и не допустят ухудшения состояния, что немаловажно в его случае, как я понимаю. Если мой протеже постарается оправдать мои ожидания, я на многое готов пойти ради него, – сказал мне Максим Романович в конце разговора. – Даже взять в семью, чтобы обеспечить должный уровень жизни. И, конечно же, помочь с личными проблемами.

* * *

Проходя мимо остановки, я затормозил. Всё равно, времени ещё до отбоя была куча, к ужину можно уже не торопиться, а мозги надо проветрить. Подумать.

Предложение тренера заманчивое, но… странное. Нет, я уверен, что не какой-то там извращенец, не в этом дело, просто… Хрен знает. Согласиться – что продаться.

Но любая работа “на дядю” – всё равно что продаться. Так что разница, наверное, не велика. А о работе на себя пока мне и думать нечего.

К остановке подъехал автобус, и я, недолго думая, запрыгнул внутрь. Маякнул кондуктору проездным и прошёл на дальнюю площадку. Ехать мне было несколько остановок, так что ждать, пока мне оттопчут ноги, и так горящие после четырёхчасовой тренировки, совсем не хотелось. Увалился на свободное место, но за мной прошла бабуля и остановилась, тяжело дыша и сверля обиженным взглядом. Я-то и не собирался уводить место у неё из-под носа, просто не обратил внимания сначала.

– Ничего, постоишь – молодой, – проскрипела она, тяжело опустившись на предложенное сиденье, и скривилась недовольно.

Да Бог с ней.

Я прислонился к задней стенке автобуса и включил наушники, уставившись в боковое окно. Молодая пара с коляской на тротуаре, толпа пацанов чуть младше меня – хохочут, фоткаются, кудрявая девчонка на остановке с испуганно выдирающимся из рук рыжим котом, какой-то чувак на мотоцикле проскочил почти на красный, а мажор на бэхе резко дал по тормозам, выругавшись, очевидно.

Я солгу, если скажу, что мне всего этого не хочется. Хочется, ещё и как. И с друзьями веселиться, с теми, кого душа выберет, а не с теми, чьи кровати в общей спальне рядом стоят. И девчонку такую вот кудрявую, чтобы смеялась беззаботно и смотрела с обожанием и честно, а не выбирала как “сильнейшего из стаи”, чтобы под крылом быть, защищённой. И котяру рыжего здоровенного и ленивого, чтобы под ногами путался. И мотоцикл. И бэху, мать её, тоже охренеть как хочется.

И чтобы брат встал на ноги. Чтобы у него тоже всё это было. Племянников хочу, а не угасающий взгляд единственного родного в этом мире человека.

Автобус затормозил у нужной мне остановки, я выпрыгнул и поторопился перейти дорогу. Пришлось прилично ускориться, так как зелёный для пешеходов уже моргал. Забежал в магазин на углу. Денег было немного, но кое-что водилось, слава Богу, так что я купил зефир и колу, а потом помчал на пропускной.

– Ты же знаешь, что часы посещений уже закончились, – вздохнула Любовь Васильевна – дежурная санитарка приюта для инвалидов. – У нас тут и так нарушения режима бесконечные, а тут ты ещё бегаешь, когда вздумается.

– Ну Любовь Васильевна, – улыбнувшись, я положил ей на стол шоколадку. – Вы же знаете, что у нас там строго. Не всегда получается отпроситься.

– Ух, прохвост ты, Артурчик, – беззлобно покачала головой, – пробегай давай. И бахилы не забудь надеть!

Она положила “шарик” со свёрнутыми бахилами передо мной и открыла перегородку. Я натянул их на кроссовки и поторопился по лестнице на второй этаж. Больше недели не приходил, совсем времени не было за этими тренировками и окончанием учебного года.

Но уже подходя к палате брата, я остановился. Она была там.

Девчонка-волонтёр.

Впервые я встретил её тут около года назад. Невысокая, тоненькая, милая. Она мне чем-то напоминала мышку. Не потому что серая, совсем нет, просто лицо зауженное немного к подбородку и аккуратный нос почему-то придавали её лицу некоторую милую “мышиность”.

Она приходит сюда время от времени, приносит сладости, болтает с несколькими пациентами, в том числе и с Пашей. А я, если попадаю, то прячусь за дверью и наблюдаю.

Мышка такая вся… другая. Не такая, как знакомые мне девушки. Добрая, искренняя, открытая, дружелюбная. Вокруг неё нет теней, как вокруг других. Слишком светлая, чтобы знакомиться с такими, как я.

Но ведь никто не может мне запретить наблюдать за ней издалека, радуясь, что в этом мире всё-таки есть такие, как она.

Я отошёл в сторону и продолжал наблюдать, как она улыбается Паше, как опускает глаза в книгу, что-то с выражением читает, а потом снова смеётся. И брат тоже смеётся. Хрипло, потом закашлявшись, но смеётся. А это дорогого стоит.

Взглянув на часы, Мышка с сожалением посмотрела на Пашу, закрыла книгу, положила её на тумбочку у кровати и, попрощавшись, взяла свою белую кофту и пошла к выходу.