Большая игра - Антон Перунов

с Мартемьяном гости, поэтому я просто вынуждена молить ваше императорское величество вернуть мне супруга.

— Не имею сил в чем-либо отказать вам, сударыня! К тому же и у меня имеются кое-какие планы на вечер…

— Вы собираетесь нас покинуть?

— Увы! Государственные дела не ждут. Впрочем. Я несказанно рад, что нашлось время почтить ваше бракосочетание своим августейшим присутствием, а также выпить за здоровье молодых. А теперь пора и честь знать.

— Я провожу вас, — дернулся Март, но царь остановил его порыв.

— Сам дорогу найду, чай не маленький. А ты ступай к супружнице, а то еще уведут, чего доброго. Шучу-шучу… лучше скажи, в свадебное путешествие собираетесь?

— Непременно.

— Вот и хорошо. В таком случае, не уезжай, покуда мы не переговорим. Надобно кое-что обсудить.

— Когда вам будет угодно меня принять?

— Да в любое время, я тебе всегда рад! — благодушно улыбнулся Александр, после чего подвинулся к жениху и уже совсем другим тоном шепнул, — завтра, без четверти одиннадцать! И не опаздывай, кержацкая твоя душа!

— Что он хотел? — немного встревожено поинтересовалась Александра, дождавшись ухода императора.

— Пока точно не знаю, — пожал плечами Март. — Проверил, как я отреагирую на помилование Полякова и, кажется, остался доволен.

— Странная история. И государыня не пришла…

— Говорят, она не здорова.

— Угу, — хмыкнула Саша. — У императрицы Евгении была настоящая истерика, когда она узнала, что самых высокопоставленных заговорщиков помилуют. Но, несмотря на все старания, ей не удалось настоять на своем, что случается совсем нечасто. Но ничего, она еще…

— Боже, я женился на настоящей придворной интриганке! — прервал невесту Март и закрыл ей рот поцелуем, прежде чем она сумела возразить.

— Да ты просто счастливчик! — немного отдышавшись, заявила молодая.

— Пойдем к гостям? — предложил жених.

— Да, конечно. Тем более Кимы собрались уходить…

— Что-то с Таней? — встревожился Март.

— Нет, все нормально, по крайней мере пока, просто она немного устала…

— Мы очень рады за вас, — искренне поздравила молодоженов Татьяна, после чего они с Сашей расцеловались, а друзья обменялись крепким рукопожатием.

— Все-таки лишил меня второго пилота, — усмехнулся Март, глядя на выпирающий животик мадам Ким.

— Да ладно тебе, — смутился Витька.

— К тому же у нас есть для тебя замена, — добавила Таня, после чего извлекла из сумочки удостоверение.

— Что это?

— Пилотская книжка, на имя Виктора Кима.

— Дай-ка сюда, — заинтересовался Март и, взяв в руки документ, убедился, что его приятель и впрямь окончил Гатчинскую школу, причем буквально накануне. — Когда ты успел?

— Старался. Ночи не спал. Учил. Так что если ты не против, буду твоим новым стажером и праваком[2].

— Ты принят, братишка!

Любой бал — это не только танцы. На них собираются высокопоставленные господа, которые ведут важные разговоры, заключают сделки, вступают в альянсы, а потом скрепляют все это за столами с угощением. Праздник, устроенный Колычевым, разумеется, не был в этом смысле исключением. И после первого тура для гостей устроили изысканно-роскошное, даже по меркам столичного Петербурга, застолье.

Место Шпекиных оказалось, как и следовало ожидать, не самым лучшим, но Николаю Аполлинариевичу было и этого довольно, а раскрасневшаяся после танцев Катя в этом и вовсе не разбиралась и, вероятно, потому просто была счастлива. И в самом деле, ее первый выход в свет оказался более чем удачен. Высшее общество, галантные кавалеры и прекрасные дамы вокруг. К тому же на нее явно обратили внимание…

— Скажи, а кто эти люди? — внезапно спросила она брата, указав на один из столиков, занятых крепкими мужчинами в летной форме.

Большинство из них чувствовали себя не в своей тарелке, а некоторые определенно являлись нижними чинами.

— Кажется, с одним из них ты танцевала? — хмыкнул Николай, пытаясь собраться с мыслями для ответа.

— Господа, — поднялся со своего места Колычев. — Сегодня самый счастливый день в моей жизни, и я безмерно рад, что вы сейчас здесь вместе со мной и моей прекрасной невестой. Но первый свой тост я хочу поднять не за нее, а за людей, без которых меня сейчас бы здесь не было.

Я говорю о простых матросах, служивших когда-то на фрегате «Паллада» и спасших из-под завалов обрушенного здания маленького мальчика. Они не знали, кто он и к какой семье принадлежит, но, не раздумывая, под огнем врага пришли к нему на помощь. Один из них сейчас здесь. Это мой крестный — Игнат Васильевич Вахрамеев. За тебя, дядька Игнат!

Никак не ожидавший подобного могучий абордажник неловко поднялся со своего места и, распрямившись во весь свой богатырский рост, немного растерянно обвел глазами зал, полный блестевших золотом мундиров военных и расфуфыренных дам. Те, кажется, были вовсе не в восторге от подобного соседства, однако богачи вроде Колычева имеют право на некоторую оригинальность, а потому прямо никто не возмутился, но…

Положение спас вице-адмирал Зимин, поднявшийся вслед за зятем и громко провозгласивший:

— За русского матроса! Ура!!!

Большинство присутствующих в зале офицеров тут же подскочили, как будто в их телах сработали специальные механизмы. За ними с некоторым опозданием потянулись и остальные гости и дружно подхватили древний русский клич.

— Так вот почему они здесь, — сообразила Катя и пригубила из бокала шампанское.

— Мартемьян Андреевич, — со значением в голосе добавил Николай, — никогда не забывает оказанных ему услуг и умеет быть благодарным…

— А кто эти офицеры в летной форме? — перебила совершенно не интересующаяся карьерным ростом брата сестра.

— Тот, что постарше, известный воздушный хулиган Чкалов, но тебя, верно, интересует его молодой сосед?

— Почему ты так решил? — демонстративно фыркнула Екатерина.

— Это ведь он пригласил тебя первым, но ты так и не удосужилась узнать его имя…

— Боже, каким несносным ты бываешь!

— Ладно. Насколько мне удалось выяснить, его фамилия Акинфеев, и он служит на одном из кораблей приватиров.

— Ах, как это, наверное, романтично, летать в далекие экзотические страны, видеть самых разных людей, сражаться с врагами…

— Да уж, получше, чем перебирать бумажки в Сенате!

— Николя, не обижайся, пожалуйста. Я вовсе не это имела в виду… и вообще, ты у меня самый лучший брат на свете!

— О, — засмеялся Шпекин. — Только ради одного этого признания стоило взять тебя на бал!

Глава 3

В это самое время в далекой от блистательного Петербурга Японии началось утро. Сатору Асано шел по усыпанной золотистым песком дорожке императорского сада, едва заметно опираясь на легкую тросточку. Начиналась осень, но листва деревьев еще была полна зеленой, живой силы.

Иногда ему казалось, что шум ветра в ветвях едва слышно нашептывает дзисей — предсмертный стих самурая перед сэппуку. Когда же к голосам растений добавлялись птичьи трели, то казалось, что они обнадеживают верного императору воина. Что ж, размышлял он, скоро все выяснится. Осталось недолго.

Прошедшие месяцы для Асано стали настоящим кошмаром. Изломанное его тело сумели вынести и доставить к опытным врачам, которые, впрочем, смогли сделать немногое — среди них не было одаренного-целителя, а с точки зрения классической медицины Сатору получил множественные повреждения, совершенно несовместимые с жизнью даже и каждый по отдельности, а не все вместе.

Мощнейший таранный «удар в руке» тяжелым мотоциклом, разогнанным до скорости почти в сто пятьдесят километров в час, выполненный предателем Накагавой, пришелся точно по стоящему во главе атакующего энергоконуса командиру, а разряд Силы, вложенный беглым капитаном в этот момент, существенно повредил соединяющие ауру и тело связи.

Асано то приходил в себя, то впадал в черное, полное ужасов забытье, из которого рвался поскорее выбраться, собирая всю волю в кулак. В один из таких моментов он осознал себя лежащим на операционном столе. Увидел склонившегося над ним хирурга-целителя, лицо которого скрывала белая маска и, облегченно выдохнув, снова ушел в небытие.

За первой последовали и другие, весьма многочисленные операции. И постепенно жизнь стала налаживаться. Он заново научился ходить на собранных из кусков конечностях. Долго пришлось ездить в кресле-каталке, прыгать на костылях. Напоминанием о тех неделях теперь служила лишь изящная черного лака тросточка в его левой руке.

За все время лечения его ни разу ни о чем не спрашивали. Никуда не вызывали и не требовали отчетов. Никакого расследования, по крайней мере, известного ему, также не проводилось. Наконец, ему доставили приглашение прибыть в Токио. Большой дворец Фукиагэ, расположенный внутри отдельного района Тиёда, — резиденция императора Хирохито.

И потому сейчас, идя под