Женщина без имени - Чарльз Мартин

По спиралевидной подъездной дорожке я поднялся до шестого этажа как раз перед пересменкой в девять вечера. В двойном потоке входивших и выходивших людей было легче затеряться. Я посмотрел на часы. У меня полно времени.

В кузове моего фургона, стоявшего в темном углу парковки, я переоделся в темно-синюю форму обслуживающего персонала и водрузил на нос очки с простыми стеклами в толстой оправе. Выгоревшие на солнце волосы я скрутил в тугой «конский хвост» и убрал под темно-синюю бейсболку. Я прикрыл рот белой маской, сунул руки в желтые резиновые перчатки до локтя и прикрепил на клапан нагрудного кармана карточку с именем Эдмон Дантес. На первый взгляд бейджик выглядел профессиональным, но любой человек, имеющий доступ к компьютеру, быстро выяснил бы, что Эдмон Дантес не работает и никогда не работал в больнице Ривер-сити. Разумеется, в мои планы не входило оказаться поблизости от тех людей, которые сообразили бы, что Эдмон Дантес был на самом деле графом Монте-Кристо, а не мусорщиком. Я сунул под рубашку провода от наушников и позволил самим наушникам болтаться поверх воротника, а ни к чему не подсоединенные концы обвивали меня под рубашкой. За последнее десятилетие меры безопасности все время усиливались, поэтому больницу оснастили камерами, работавшими 24 часа в сутки, и охранниками. Главное – знать, где они находятся, и вовремя отвернуться, надвинуть бейсболку пониже или прижаться к стене, выходящей на улицу. Честно говоря, все это не оправдывает мое переодевание, но камуфляж срабатывал годами и будет продолжать это делать до тех пор, пока я не привлеку к себе внимание и не буду выделяться на фоне тысячи служащих больницы. Штука простая: будь как все.

В большинстве своем люди не наблюдательны. Эксперты исследовали показания свидетелей ограблений банка. Редко двое или трое из них приходили к согласию по поводу того, кто же ограбил банк, что на них было надето, что они взяли и кто это был, мужчина или женщина. Я это к тому, что быть невидимым не настолько трудно. За последние десять лет я многое узнал о том, как не прятаться, но оставаться незамеченным. Это возможно. Но требуется немного потренироваться.

На первом этаже я схватил желтую тележку для мусора, стоявшую рядом с мусороприемником. Размером с небольшой автомобиль, она выглядела как V-образное основание самосвала на колесах. Я вкатил тележку в служебный лифт и повернулся спиной к первой камере. Тележка служила нескольким целям. Она давала мне повод пройти куда угодно: никто не станет спорить с человеком, который пришел забрать мусор. Еще тележка позволяла мне прятать сумку до тех пор, пока она мне не понадобится. К тому же я и сам мог спрятаться за тележкой. Или использовать ее для того, чтобы остановить преследователей, но до этого дело не доходило ни разу.

Детское крыло располагалось на четвертом этаже. Колокольчик лифта звенел на каждом этаже, а камера надо мной снимала верхнюю часть моей бейсболки. Двери распахнулись, и я оказался во власти запахов. Я наполнился ими, обрадовался воспоминаниям, очистил себя и снова наполнился.

Детская больница Ривер-сити считается одной из лучших в стране, как и персонал, который здесь работает. То, что они делают, непросто оценить, потому что дети – трудные пациенты. Большинство из них попадают в больницу с двумя недугами, тем, который ты можешь определить, и таким, который не можешь. Зная это, врачи сначала атакуют первый недуг, потом медленно копают глубже. До настоящей раны. А дети улыбаются, когда причину трудно определить. Это медленная работа. Болезненная. И конец не всегда бывает счастливым. Есть такая боль, с которой врачи просто не в состоянии справиться, несмотря на образование, технологии и наилучшие намерения.

И тут появляюсь я.

Я завернул каждый подарок в коричневую бумагу, перевязал свертки красной лентой и прикрепил простую карточку, квадратик бумаги с заранее напечатанным текстом. На каждой карточке написано: «Счастливого Рождества. Нашел это на моем корабле и подумал, что тебе понравится. Выздоравливай скорее. Мне всегда нужны новые матросы. Жду тебя на моем корабле. Пират Пит». Я добавил еще подарочные карты из магазина йогуртов на первом этаже больницы. На пятьдесят долларов ребятишки смогут покупать йогурты несколько месяцев подряд, и так как большинство детей может позволить себе набрать несколько фунтов, то дело того стоило. Парень по имени Томми, продающий йогурты, похож на Санта-Клауса – добрый толстяк-гигант с двумя подбородками, руками размером с лапы гризли, улыбкой, которая способна осветить комнату. А так как он любил обниматься, то обнимал каждого, кто переступал порог его магазина. Если детям не нравятся его йогурты, то их хотя бы кто-то обнимет. Большинство получает и то, и другое вместе с двойной порцией мармеладных мишек или дробленых хлопьев.

Я вышел из служебного лифта, провез тележку мимо сестринского поста, прошел по коридору и очистил несколько урн. Я не спешил, двигался медленно, согнувшись, слегка прихрамывая, ни на кого не смотрел и ни у кого не вызывал желания посмотреть на меня или заговорить со мной. Обход четвертого этажа – это восемь урн, которые надо очистить, всегда на виду у сестринского поста. После третьей урны сестры разошлись, я сделал поворот на девяносто градусов и направился к библиотеке.

Здесь очень любят шляпы и шапочки. Носить их не обязательно, но на стенах есть крючки для шляп, и почти каждый носит какой-нибудь головной убор, при желании меняя их каждый день. Их буквально сотни. Всех форм и размеров, с любой индивидуальностью и отношением. И бесчисленные вариации на тему ковбойских шляп, и бейсболки, и шляпки с перьями, и козырьки, и шляпы художника, и вязаные колпачки с помпоном, и береты, и круглые шапочки без полей, и… можете сами перечислять дальше – это место буквально кишит шляпами. Это началось много лет назад, когда одна из пациенток – девочка – начала носить большую ярко-фиолетовую шляпу с огромным павлиньим пером. Тренд быстро прижился. Когда девочку спрашивали, почему она ее носит – это случалось часто и обычно перед телекамерами, – она щелчком подбрасывала перо и отвечала с широченной улыбкой: «То, что я могу вообразить, больше того, что я вижу».

В отделении было четырнадцать новеньких детей плюс те двенадцать, которые находились в больнице достаточно долго, чтобы успеть повесить свои рисунки на стену. Итого – двадцать шесть. Я насчитал в отделении сорок семь человек вместе с медсестрами и обслуживающим персоналом. Некоторые из этих людей, как, например, персонал, обитали здесь довольно давно, так что я знал их по именам. О новеньких, включая детей, я пока что знал совсем мало. У меня ушло на это несколько месяцев, потребовалось не раз прийти в отделение, чтобы все выяснить.

Когда я вошел, Грант, Рэнди и Скотт собрались вокруг игровой консоли и играли в «Кунг-фу Панда». Судя по языку тела, я мог сказать, что Рэнди выигрывает. Рэймонд и Грейс-Энн лежали на полу – читали. Льюис и Мишель сидели за столом и играли в шашки. Эндрю сидел на подоконнике и смотрел через окно на реку, разговаривая сам с собой. Остальные расположились по всей комнате в шезлонгах, на диванах и на мешках с сухими бобами. Большинство были в шляпах, и головные уборы были такими же разными, как и сами ребята.

Я обвел комнату взглядом, внимательно глядя на каждое лицо, и дважды мысленно проверил список.