Из гея в натуралы - Анастасия Сергеевна Кольцова

улыбнулся Алекс, и они с мамой отправились смотреть старые фото.

«Интересно, чем сейчас занята новенькая», — подумалось почему-то Алексу. Он встряхнул волосами, и выкинул эти мысли из головы. Вот ещё, будет он думать об этой «ватнице».

2. Приезд бабули

Бабуля, ценящая в женщинах непредсказуемость и загадку, приехала только на следующее утро.

Приезд её, как, впрочем, любой из её приездов, был полон шума, бурных восклицаний, падающих из необъятной сумочки принадлежностей женского туалета и конечно же, безудержного тявканья чихуахуа Мимозы, одетой в розовую курточку.

— Анютка! Алекс! Как я по вам соскучилась! — не выпуская из рук истошно тявкающую Мимозу и пухлую красную сумку, бабушка предприняла попытку обнять маму, надевшую к приезду дорогой гостьи нежно-голубое платье, и взлохмаченного сонного Алекса в домашних трусах.

Потом махнула рукой, чуть не задев маму по голове, вручила любимому внуку и сумочку, и собачку, и, наконец-то, обняла не менее любимую единственную дочь.

— А мы-то как соскучились, ты у нас уже полгода не была, скоро забудем, как ты выглядишь — не размыкая объятий, мама повела бабушку на кухню, Алекс с сумочкой и Мимозой поплёлся следом.

— Меня забыть невозможно, — в унисон тявканью Мимозы зловеще хихикнула бабушка. — А где Олег?

— Отец в командировке, — довольно ухмыльнулся постепенно просыпающийся Алекс, поправляя курточку ну на бабушкиной питомице.

Командировки отца Алекс любил — можно без зазрения совести курить в комнате кальян, который отца почему-то бесил, и, покуривая электронную сигарету, (которая отца тоже почему-то раздражала) спокойно обсуждать с мамой на кухне политическую повестку, не опасаясь, что придётся оправдываться перед отцом за свои «непатриотические» взгляды.

— Опять? Прошлый раз тоже был в командировке. Я же предупреждала, что приеду, мог бы и остаться ради любимой тёщи, — разочарованно протянула бабушка.

— Ой, мамуль, прости, чайник вскипел, — освободившись из бабушкиных объятий, мама метнулась к плите, а бабушка вспомнила о сумочке, Мимозе и заодно, Алексе.

— Дай-ка мне мою девочку, — бабушка прижала к груди испуганную собачонку и взъерошила редеющие малиновые волосы на своей гордо приподнятой голове. — Вот, до сих пор с внуком толком не поздоровалась, ай да бабуля, — голубые глаза бабушки озорно блеснули.

После очередной пластической операции глаза у неё стали немного навыкате, но кажется, её это особо не огорчало.

— Погляди, внучек, какое у теперь бабули личико гладенькое, — бабушка провела иссохшей рукой с наращенными ногтями по натянутой к вискам коже. — И ногти недавно сделала у девочки одной, она ещё и стразы мне прилепила, глянь-ка, красота какая. Разве при Советской власти могли мы о таком мечтать? Не-е, только сейчас дожили до благ цивилизации.

— Бабуль, ногти класс, и вообще, выглядишь шикарно, — Алекс чмокнул бабушку в напудренную-нарумяненную щёку, приобщившись к дерзкому аромату духов «Кристина Агилера». — Как там твой краш Пётр Иванович?

— Ой, не спрашивай, — махнула рукой бабушка и плюхнулась в кресло, предупредительно подвинутое Алексом. — Опять ревматизм у моего краша разыгрался. Только-только съехались с ним, а он болеть вздумал. Совсем никудышные мужики пошли! А ведь ему и шестидесяти пяти ещё нет.

— Молоденький, предыдущий постарше был, — согласился Алекс, поставил бабушкину сумочку возле кресла, и уселся за покрытый розовой скатертью круглый стол, в центре которого стоял шоколадный торт, украшенный нежными кремовыми розочками.

Неожиданно яркое январское солнце, попадавшее на кухню сквозь жалюзи единственного, но зато большого окна, оживляло полосами трепещущего света и торт, и стол, и паркет, и салатовые кухонные обои. Казалось, что вся салатово-розовая кухня мерцает, сознавая, что когда-нибудь совсем скоро наступит весна.

— Мой любимый индийский чёрный чай, — бабушка блаженно втянула заострённым носом ненавязчивый аромат, распространяемый заварочным чайничком, из которого мама разливала заварку по чашкам. — Где у вас пульт? Надо посмотреть, чего там по новостям говорят.

— Пульт прямо под тобой, — мама разлила чай, разложила по блюдечкам заранее разрезанный торт, и с чувством выполненного долга уселась за стол рядом с Алексом.

Порывшись в недрах кресла, бабушка победоносно извлекла пульт, и стоящий на холодильнике телевизор огласил просторную светлую кухню известиями о проводимых в Российской Федерации военных учениях.

— Опять к войне неизвестно с кем готовятся, — отхлебнув из чашки, бабушка погладила притихшую Мимозу. — Нет бы эти деньги на увеличение пенсий пустить, или развитие медицины. Куда там! Только и циклится на поиске внешнего и внутреннего врага, кагэбэшник грёбаный. Болезнь у него такая шизоидная, всё готовность к войне проверяет. Бредятина!

— Ну конечно же важнее провести от Калининграда до Камчатки никому не нужные учения, чем поддержать своих граждан, — ехидно поддакнула мама, неторопливо помешивая чай десертной ложечкой. — Лучше на «Дождь» переключи. Чего там новенького у Навального? До сих пор не отпустили?

— Вот, как Алекс отучится, будет в правильном ключе информацию подавать. Чтобы все видели продажность и крикливое позёрство этого государства, — переключать канал бабушка не стала. — Да, внучек, хорошо, что ты папку не послушался, не пошёл в нефтегазовое. Быть журналистом куда достойнее, чем нефть бурить. Анна Политковская, Владислав Листьев — вот это люди. Не то что бурильщики какие-то.

— Ой, мам, ну ладно тебе, нормальная профессия, денежная. Если бы Олег журналистом был, а не в Газпроме работал, может и не построили бы мы этот чудесный домик, — заступилась мама за отца.

Алекс в обсуждении политических новостей и прелестей журналистской профессии не участвовал, за обе щеки уминая вкусный торт и бросая косые взгляды на малахитовые настенные часы.

— А внучок-то поди на свиданье собрался, — внимание Алекса к часам и его неожиданная аполитичность не укрылись от всевидящего бабушкиного ока. — Ну, кто она? Где познакомились?

— Не скажу, — с набитым ртом пробубнил Алекс.

— Ну хотя бы где познакомились скажи, — не унималась бабуля.

— В инете, на сайте знакомств, — «раскололся» внук, берясь за второй кусок торта.

— О! Я со своим Петром Иванычем там же познакомилась, — всплеснула руками бабушка, и Мимоза, воспользовавшись беспечностью хозяйки, юркнула под стол. — Помнишь, Анют, я тогда ещё была с тем пианистом? У него такие руки были, такие руки…

— Ещё бы не помнить, — мамино лицо озарила чрезвычайно идущая ей саркастическая улыбка. — Ты ему пять тысяч из своей пенсии заняла, а он тебе их так и не вернул.

— Да, было дело, — предавшись романтическим грёзам, бабушка закинула ногу на ногу и, выключив телевизор, принялась неспешно перебирать висящие в несколько рядов крупные красные бусины у себя на шее.

Такая нехарактерная для бабушки задумчивость предсказывала грядущие за ней полчаса, а то и целый час воспоминаний и откровенных признаний, в связи с чем, быстренько доев торт, Алекс чмокнул бабулю, и отправился готовиться к свиданию.

Пока поднимался на