Василиск - Борис Петров

всей красе. Покачав головой, он, не спрашивая разрешения, с силой надавил на вздувшийся живот в нескольких местах. От этого она вскрикнула и тут же умолкла, перестав кряхтеть.

— Понятно, — проговорил герр Штейн. В этот момент вернулись слуги с ведрами воды, одно из которых парило. Герр Штейн попросил одного из них полить ему на руки. Помыв руки, он жестом выгнал их вон.

Через пару минут пришла Анна, прижав к груди пачку накрахмаленных простыней.

— Положи здесь, дитя мое, — проговорил герр Штейн, указывая на свободное место на кровати. Атмосфера в комнате начала портиться и, несмотря на непогоду, герр Штейн с силой открыл настежь окна. Поток свежего воздуха ворвался в комнату, раздувая огонь масляных ламп. Герр Штейн глубоко вздохнул и принялся за подготовку. Перелив с помощью Анны горячую воду к холодной, удовлетворившись температурой, он ненадолго опустил мешок из бараньего желудка в остатки горячей воды. В этот момент вошли две здоровые женщины в серых простых платьях. Герр Штейн указал на кровать и жестом показал, как следует повернуть и положить тело пациентки.

— Надеюсь, Вы понимаете, господин бургомистр, что герр Штейн, безусловно, полезный гражданин, но его знания порой выходят за рамки того, что положено знать человеку, — вкрадчиво обратился отец Довжик.

— Оставьте Ваши инквизиторские штучки, отец Довжик! Герр Штейн— заслуженный гражданин нашего города. Я здесь решаю, не забывайте.

— Я не оспариваю заслуги господина Штейна. Мои речи не ведут нас к суду инквизиции, но поговорить, просто поговорить не мешало бы. Быть может, человек и сам не знает, а мы ему можем помочь. И не забывайте, господин бургомистр, что если Папа узнает и решит, то Вашего слова здесь будет мало.

— Поговорить можно, но только без этих ваших штук. Он нам нужен живой и здоровый.

— Это в наших общих интересах, господин бургомистр.

В этот момент в комнату вошел герр Штейн. Вид его был измученный, рукава закатаны по плечи.

— Все в порядке, герр бургомистр. Поспит ночь, завтра будет снова радовать Вас.

— Я могу к ней зайти?

— Нет, пусть отдохнет.

— Что Вы посоветуете?

— Не более, чем отец Довжик — воздержание и послушание. Особенно воздержание.

— Герр Штейн, Вы — просто волшебник. Завтра распоряжусь, Вам доставят мою благодарность.

— Не стоит, герр бургомистр. Если Вас не затруднит, то у меня есть небольшая просьба к Вам.

— Говорите, герр Штейн, все, что в наших силах, и даже чуть больше, — подмигнул ему бургомистр.

Я бы хотел просить у Вас разрешить переход ко мне на службу Вашей служанки. Человек я не молодой, и мне уже тяжело все делать самому. Платить я ей буду столько же.

— Что за вопрос, я вам отправлю мою лучшую служанку Брунгильду, она Вам и дров наколет и свинью зарежет.

— Нет, спасибо за вашу щедрость, но я бы хотел вас просить отправить ко мне Анну.

— Анну? Эту недотепу? Да, она два ведра не может принести, падает. Берите даром.

— Спасибо, герр бургомистр.

— Пожалуйста, пожалуйста, герр Штейн. Завтра утром она будет у вас. А сейчас, эй, Альберт! — позвал он слугу, — Альберт проводит вас до дома, сами знаете, ночь на дворе.

Герр Штейн поклонился и, приняв у Альберта высушенный плащ и шляпу, направился к выходу. Подмигнув на прощание Анне, отчего лицо ее чуть просияло, он в сопровождении Альберта вошел вновь в беснующуюся стихию.

3

Анна стремительно вбежала в аптекарскую лавку, будто за ней гналась одна из бродячих собак. Но лая за дверью не было, наоборот, на улице было довольно тихо, что несколько странно для этого времени суток. Обычно улица кишела людьми, снующими кто по делу, кто просто околачивался возле лавок мясника, булочника, жадно поглядывая на выложенную на витрине снедь. Простые торговцы женскими побрякушками зычными голосами приглашали к своему лотку озабоченно снующих хозяек, держащих близко к сердцу сумочку с маленьким кошельком, полным медных монет. Но сегодня было тихо. Раздающийся периодически топор мясника в тишине звучал угрожающе, отчего сам мясник, бросив рубить тушу барана, удивленно почесывал лысую голову. Булочник жаловался редкому прохожему, что сегодня весь товар так и засохнет, не дождавшись своего покупателя. Но он отчасти хитрил, завтра он выложит тоже самое, придав хлебу новую свежесть.

Анна с силой закрыла дверь, и, тяжело дыша, поставила на стол аптекарской лавки увесистые сумки, села на стул, развязывая головной платок, весь покрытый первым снегом, на ветру осевшим прозрачными капельками.

Аптекарь вышел из соседней комнаты, спрятанной от глаз покупателей массивным дубовым шкафом, доверху заставленным всякими склянками с разноцветными жидкостями, коробками, мешочками.

— На тебе лица нет, что-то случилось? Ты не заболела? — озабочено смотрел на свою помощницу аптекарь.

— Нет, герр Штейн, спасибо, я здорова, — с трудом шевеля языком, ответила Анна. Ее худое бледное лицо осунулось настолько, что, казалось, она прямо сейчас упадет в голодный обморок. Но он ей не грозил, так как девушка обладала хорошим аппетитом.

Аптекарь покачал головой и юркнул обратно в нишу за шкафом.

— Снимай пальто и иди сюда, — раздался его голос, чуть приглушенный каменной стеной.

Анна, выйдя из ступора, сняла начавшее уже таять серое пальто, посмотрела на улицу и, не увидев там ни одной души, закрыла входную дверь на засов.

За нишей у шкафа располагалась небольшая кухня, где на маленьком очаге уже начинал закипать чайник, изрядно почерневший от копоти древесного угля. Анна в первые дни все порывалась его почистить, но аптекарь не разрешил, сказав, что есть дела поважнее. Дел, действительно, оказалось немало.

Помимо обычной работы по хозяйству, к которой Анну приучали с детства, аптекарь постепенно начал ее учить своему ремеслу. Не сразу, правда; для начала ей надо было пройти несколько испытаний, как называл их герр Штейн. На его удивление, она справлялась с ними легко, ее совсем не смутили огромные стеклянные банки с темно-желтой жидкостью и непонятным содержимым, стоявшие на почерневших от старости деревянных полках, развешанных по стенам. По центру стоял небольшой металлический стол с желобами для стока жидкости и пару ведер под ним. То, что у любого порядочного жителя Эринбурга должно было вызвать ужас, ее скорее заинтересовало. Она безошибочно определила, что в одной из банок находится часть человеческого кишечника. Аптекарь спросил, откуда она это знает, на что Анна без тени сожаления рассказала, как ее отцу его друзья попьяни вспороли живот скорняцким ножом, отчего тот и умер.

Аптекарь налил ей цветочного чая, плеснув пару капель из небольшой темной бутылочки в кружку, и комната наполнилась теплым, душистым запахом.

Анна села за стол и стала молча пить.