Израненное сердце - Софи Ларк

пор сидит и дуется в своем номере, хотя мероприятие вот-вот начнется. Я чувствую запах сигары, струящийся из-под двери.

– Мне пойти с тобой? – спрашивает Винни.

– Не, – отвечаю я. – Можешь спуститься.

На кухне будет аврал, и я не хочу, чтобы Винни вляпался в неприятности или кто-нибудь отправился его искать. К тому же я уже дважды имел дело с Дюкули и не думаю, что возникнут проблемы.

Винни оставляет меня с тележкой.

Я стучусь трижды, как договаривались.

Охранник Дюкули открывает дверь нараспашку. Типичный быковатый качок, одетый в приличный костюм, но все равно похожий на великана с вершины бобового стебля[4].

Он пропускает меня в номер, состоящий из двух комнат и гостиной между ними. После небольшого обыска, чтобы убедиться, что я безоружен, охранник рычит: «Садитесь».

Я располагаюсь на пестром диване, пока огр занимает кресло напротив. Второй охранник стоит прислонившись к стене и сложив руки на груди. Он не такой крупный, как его приятель, и его длинные волосы собраны в конский хвост на затылке. Я подумываю сообщить ему, что такие прически вышли из моды примерно тогда же, когда и последний фильм Стивена Сигала, но едва я открываю рот, как из спальни выходит Дюкули, яростно пыхтя сигарой.

Он уже одет в парадный смокинг, обтягивающий его живот. Дюкули из тех мужчин, которые кажутся беременными оттого, что весь их вес сосредоточен посередине, между тонкими руками и ногами. Его коротко подстриженная борода посеребрена сединой, а густые брови нависают над глазами, как тяжелый карниз.

– Данте, – произносит он, приветствуя меня таким образом.

– Эдвин, – киваю я в ответ.

– Сигару? – Мужчина протягивает мне премиальную кубинскую сигару, тяжелую и ароматную.

– Спасибо. – Я встаю, чтобы ее взять.

– Подойдем к окну, – говорит Дюкули. – Нам сделали выговор со стойки администрации. Судя по всему, ни в одном номере больше нельзя курить. Куда катится эта страна?

Он кивает Хвостатому, который поспешно открывает окно и с усилием поднимает створку. Задача не из простых, поскольку время и жесткость надежно приварили старое оконное стекло к месту. Никакого защитного экрана нет и в помине – лети себе на здоровье четыре этажа вниз до самого навеса.

Я вижу, как к обочине подъезжают лимузины и таун-кары[5], и из их дверей выпархивают тусовщики, переливающиеся дорогим блеском женщины и мужчины в оттенках черного, серого и темно-синего.

Еще я вижу велосипедистов, проезжающих вдоль озера, и блеск синих вод, расчерченных пунктиром белых парусов.

– Неплохой вид, – говорю я Дюкули, пока он прикуривает мне сигару.

– Озеро-то? – фыркает мужчина. – Я останавливался в королевском люксе в «Бурдж-эль-Араб». В сравнении это ничто.

Я прикладываюсь к сигаре, чтобы скрыть улыбку. Я знал, что он будет недоволен своим номером.

Эдвин Дюкули – министр земельных ресурсов, горнорудной добычи и энергетики Либерии. Но за свои часы «Вашерон» и увесистые сигары он заплатил кровавыми алмазами. Словно Марко Поло наших дней, он повсюду носит с собой мешочки с алмазами, которые обменивает на любой предмет роскоши, который только пожелает.

Эти предметы роскоши со мной прямо сейчас. Скрыты под шестидюймовым[6] слоем льда в ящике из-под моллюсков.

– Приступим?

Дюкули возвращается к диванам. Я тушу сигару о подоконник и следую за ним.

Со стороны мы смотримся забавно – четверо крупных мужчин, сидящих в креслах в бело-розовую полоску.

Я ставлю ящик на кофейный столик и открываю крышку, после чего вынимаю упаковку со льдом и маскирующим слоем креветок, являя на свет оружие.

Я принес все, что он заказывал: три автомата Калашникова, четыре «глока», «ругер» и один ручной гранатомет «РПГ-7», который обычно используется для уничтожения танков. Понятия не имею, что Дюкули собирается со всем этим делать, – думаю, я видел что-то подобное в фильме, и это выглядело круто.

Здесь же лежит плотно запакованный килограмм дури. Отличный товар. При взгляде на него у Дюкули зажигаются глаза. Он достает маленький серебряный ножик из нагрудного кармана своего смокинга и разрезает упаковку. Зачерпнув порошок кончиком ножа, он прижимает его к ноздре и сильно втягивает носом. Затем втирает остатки в язык и десны.

– Ах! – вздыхает Дюкули, кладя нож на стол. – На тебя всегда можно положиться, Данте.

Обращаясь к своим людям, он велит:

– Уберите это куда-нибудь, где не найдут уборщицы.

Я прочищаю горло, чтобы напомнить о такой мелочи, как оплата.

– Да, разумеется, – говорит министр. Из того же нагрудного кармана он достает бархатный мешочек и передает его мне. Я высыпаю алмазы себе на ладонь.

У меня с собой ювелирная лупа, но я и без нее вижу, что Дюкули держит меня за идиота.

Алмазы мутные и мелкие. Их размеры и количество вполовину меньше того, о чем мы договаривались.

– Что это? – спрашиваю я.

– О чем ты? – рычит Дюкули, разыгрывая непонимание. Но он не очень хороший актер.

– Эти алмазы – дерьмо, – говорю я.

Дюкули багровеет. Он насупливает свои и без того низкие брови, и я едва могу различить под ними блеск его глаз.

– Следи за словами, Данте.

– Разумеется, – отвечаю я, наклоняясь в своем кресле вперед и вперяя в него взгляд. – Позволь я перефразирую это самым уважительным способом. Заплати мне то, что должен, гребаный ты проходимец.

Дородный телохранитель хватает один из «глоков» и направляет его прямо мне в лицо. Я и бровью не веду.

– Ты серьезно собираешься застрелить меня посреди отеля «Дрейк»? – уточняю я у Дюкули.

Тот фыркает.

– У меня дипломатический иммунитет, друг мой. Я могу застрелить тебя хоть на пороге отдела полиции.

– У тебя нет иммунитета против мафии. Или ты забыл, что мой отец – глава чикагского филиала?

– О да, Энзо Галло. – Дюкули кивает, и его лицо медленно расплывается в улыбке. – Очень могущественный человек. Во всяком случае, был… Я слыхал, что он потерял хватку со смертью жены. Это была твоя мать или тебя родила какая-то другая шлюха?

Моя мать умерла пять лет назад. Но не было и дня, когда бы я о ней не думал.

Ярость выплескивается из меня, словно кипящее масло, наполняя мои вены.

Я мгновенно хватаю со стола серебряный ножик и всаживаю его сбоку в шею Дюкули. Я втыкаю его так глубоко, что половина рукоятки исчезает вместе с лезвием.

Дюкули хлопает ладонью по ране, выпучив глаза, его рот беззвучно открывается и закрывается, как у рыбы, вытащенной из воды.

Я слышу «щелк-щелк-щелк», когда дородный охранник пытается выстрелить мне в спину. «Глок» стреляет вхолостую. Я не настолько глуп, чтобы приносить на сделку заряженное оружие.

Однако я не сомневаюсь, что в пистолетах под их пиджаками пуль достаточно.

Так