Чудесная Страна Оз - Лаймен Фрэнк Баум

— Для кого ты это готовишь? — спросил он.

— Для тебя, — буркнула Момби.

Тип повернулся на табурете и внимательно посмотрел на котелок, который начинал закипать, потом перевел взгляд на морщинистое безжалостное лицо старой ведьмы В этот момент он предпочел бы очутиться где угодно, только не в этой темной и дымной кухне, где даже тени на стене внушали ужас. Так прошел целый час, тишина нарушалась лишь бульканьем в котелке да шипением пламени.

Наконец Тип отважился заговорить вновь.

— Я что же, должен выпить это твое зелье? — спросил он, кивая на котелок.

— Да, — отрезала Момби.

— И что со мной будет? — робко поинтересовался Тип.

— Если все приготовлено как надо, — отвечала Момби, — ты превратишься в мраморную статую!

Тип застонал от ужаса и вытер рукавом мгновенно выступившую на лбу испарину.

— Но я не хочу быть мраморной статуей! — вскричал он.

— Зато я этого хочу, — сурово сказала старуха. — Твои желания значения не имеют.

— Но зачем тебе превращать меня в мраморную статую? Ведь на тебя некому будет работать, — спросил Тип, еще не оставляя надежды отговорить старуху от злого дела.

— Работать будет Тыквоголовый, — заявила Момби.

Тип снова застонал.

— Почему бы тебе не превратить меня хотя бы в барашка или в цыпленка? — спросил он в отчаянии — Зачем тебе мраморная статуя?

— А затем! — отвечала Момби. — Весной я разобью цветник, а тебя поставлю посреди клумбы для украшения. Удивительно, что это не пришло мне в голову раньше. Сколько лет я терпела твои фокусы!

При этих словах Тип почувствовал, как капельки пота стекают у него по спине, но продолжал сидеть, не шевелясь и не сводя глаз с котелка.

— Может быть, зелье не подействует, — пробормотал он еле слышно, сам не очень веря в свои слова.

— Думаю, подействует, — бодро отвечала Момби. — Тут я редко ошибаюсь.

Снова наступила полная тишина, и тянулась она долго, потом Момби наконец встала, чтобы снять котелок с огня. Время было около полуночи.

— Пить надо, когда остынет, — сказала ведьма (несмотря на все запреты, она была все-таки настоящей ведьмой). — Нам обоим сейчас пора спать; а с утра на свежую голову я превращу тебя в мраморную статую.

И она заковыляла к себе в комнату, унося дымящийся котелок. Вскоре Тип услышал, как дверь хлопнула и загремел засов.

Вопреки приказу мальчик не пошел спать, а продолжал сидеть у очага, глядя на догорающие угли.

«Быть мраморной статуей — это ужасно, — думал Тип, — это просто немыслимо. Она говорит, что много лет меня терпела, а теперь решила избавиться. Но зачем же для этого превращать меня в статую? Кому охота торчать неподвижно всю жизнь посреди цветника! Нет, надо бежать, и немедля, пока она не заставила меня выпить свое гадкое зелье».

Он подождал, пока не понял по храпу, доносившемуся из соседней комнаты, что старая ведьма крепко уснула, потом тихонько встал и пошел к шкафу, где хранилась еда.

— Кто же пускается в путь на голодный желудок? — рассуждал он, шаря по полкам.

Но найти удалось лишь несколько корок хлеба. В поисках сыра Тип решил заглянуть в корзину Момби, с которой она вернулась из деревни. Там он наткнулся на перечницу с оживительным порошком.

«Возьму— ка я его с собой, -подумал он, — иначе Момби наверняка употребит его на какое-нибудь злодейство». И он сунул перечницу в карман вместе с хлебом и сыром.

Тип осторожно вышел из дома и запер за собой дверь. В небе ярко светила луна, сияли звезды, ночь казалась особенно мирной и свежей после душной и зловонной кухни.

— Хорошо, что я ухожу, — тихо сказал Тип, — я никогда не любил старуху. Удивляюсь, как я вообще к ней попал.

Он медленно зашагал по дороге, но тут внезапная мысль заставила его остановиться.

— Я не хочу оставлять Тыквоголового Джека на милость старой Момби, — решил он. — Джек — мой, пусть она его оживила, но сделал-то его я.

Он направился к коровнику, где был заперт Тыквоголовый, открыл дверь и заглянул внутрь.

Джек смирно стоял в стойле, при свете луны Тип разглядел его лицо, улыбающееся весело, как всегда.

— Пойдем! — сказал мальчик и поманил его рукой.

— Куда? — отозвался Джек.

— Я сам пока не знаю, — признался Тип, улыбаясь в ответ на его улыбку. — Пожалуй, куда глаза глядят.

— Отлично, — отвечал Джек и, неуклюже переставляя ноги, вышел из коровника во двор, залитый лунным светом.

Они двинулись по дороге. Джек шел, прихрамывая, в суставах его то и дело что-то вывихивалось, и нога, вместо того чтобы сгибаться вперед, вдруг выгибалась назад, из-за чего бедняга каждый раз падал. Он, однако, скоро научился справляться с этой напастью.

Шли они хоть и не очень быстро, зато без остановок, и к тому часу, когда луна поблекла и из-за гор показались первые лучи солнца, уже были достаточно далеко и могли не опасаться погони. Более того, из хитрости Тип несколько раз менял направление, так что, если бы кто-нибудь захотел их выследить, нелегко было бы догадаться, куда они держат путь и в какой стороне их искать.

Счастливый тем, что избежал, по крайней мере на время, печальной участи быть превращенным в мраморную статую, мальчик решил наконец дать отдых себе и своему товарищу. Они присели на траву у дороги.

— Давай позавтракаем, — предложил Тип.

Тыквоголовый Джек с недоумением посмотрел на него, а от еды отказался.

— Сдается мне, что ты устроен как-то иначе, чем я, сказал он.

— Еще бы не иначе, — ответил Тип, — кто же, как не я, тебя смастерил.

— Как! Ты меня смастерил? — поразился Джек.

— Конечно. Я собрал тебя. Я вырезал твои глаза, нос и рот, — гордо сказал Тип. — И одел тебя тоже я.

Джек критически осмотрел себя со всех сторон.

— По-моему, ты справился отлично, — одобрил он.

— Да, как будто неплохо, — скромно согласился Тип, ведь он-то уже ясно видел изъяны и недоделки в своей работе. — Но если бы я знал, что нам предстоит путешествовать вместе, я бы отнесся к делу посерьезнее.

— Выходит, — вдруг с удивлением воскликнул Тыквоголовый, сам поразившись своему открытию, — выходит, что ты — мой создатель, мой родитель, мой отец!

— Лучше сказать — твой изобретатель, — со смехом отвечал мальчик. — Да, сын мой, это я тебя изобрел и сделал!

— Значит, я должен тебя слушаться, — рассудил деревянный человек, — а ты должен меня беречь и опекать.

— На том и порешим, — заключил Тип, вскакивая на ноги. — А теперь — пора в путь.