Камень Януса - Элли Гриффитс

— Интересно, как дожил до наших дней подобный предрассудок, — холодно заметила Рут. — Храмы почти всегда строились по линии восток-запад и никогда север-юг.

— Буду иметь в виду.

— Порой, — вступил в разговор Макс, — мужчин хоронили лицом к западу, а женщин к востоку.

— Похоже на половую дискриминацию. — Нельсон распрямился.

— А ты этим никогда не грешил? — усмехнулась Рут.

— Никогда. Только пытался перераспределить гендерные роли в полиции.

— Преуспел?

— Нисколько. Поломал голову, а пришло время идти обедать, понял, что все это чушь, и тут же забыл.

Рут улыбнулась. Макс сначала посматривал неодобрительно, а затем тоже улыбнулся. Он переводил взгляд с Рут на полицейского. Происходило явно нечто большее, чем то, что он видел на поверхности.

— Мы как раз собирались в «Феникс» выпить. Хотите присоединиться?

— Не могу, — с сожалением произнес Нельсон. — Надо присутствовать на одном мероприятии.

— Мероприятии?

— Бал в поддержку фестиваля. Проводится в замке. Строгий вечерний костюм и все такое. Мишель хочет пойти.

— Какая жена такое пропустит, — заметила Рут.

Нельсон что-то проворчал. Он не мог придумать ничего хуже, чем маяться в шутовском наряде в толпе манерных хлыщей. Но не только жена, даже его шеф Джерри Уитклифф настаивал, чтобы он пошел.

— Это пиар, который так необходим сейчас полиции, — объяснил шеф, старательно избегая упоминать, что именно благодаря тому, как Нельсон повел расследование солтмаршского дела, местным правоохранительным органам остро требовалась реклама. Черт бы всех побрал с их пиаром.

— Жаль, — небрежно проговорил Макс, чья рука уже опускалась, чтобы обнять Рут за плечи. — Тогда как-нибудь в другой раз.

Нельсон смотрел им вслед. Паб «Феникс» был уже полон ранними посетителями. Слышался смех и звон стаканов. И он невольно пожелал, чтобы у дяди Лии закончился сидр.

Рут медленно ехала по шоссе по направлению к Кингс-Линн. Было девять часов вечера, однако поток машин не ослабевал. Куда они все собрались, думала она, нетерпеливо постукивая пальцами по рулю и поглядывая на вереницу грузовиков, легковушек, фургончиков и внедорожников. Отпускной сезон еще не наступил, для школьных экскурсий поздновато, да и для пригородного транспорта тоже. Что надо этим людям? Просто добраться до Нарборо, Мархема и Уэст-Уинча? Зачем загнали себя в этот круг ада? Она уже давно двигалась за большим «БМВ» с двумя щеголеватыми шляпами для верховой езды на задней полке. Внезапно в ней вспыхнула ненависть к семье в машине с наклейкой лондонского сафари-парка Лонглит, персонализированным номерным знаком («Шелли-40») и их катанием по выходным на лошадях. Рут была готова поспорить, что они не любят лошадей. Сама она выросла в лондонском предместье, но никогда не сидела в седле, однако обожала книги о пони. Еще она была готова поспорить, что Шелли получила машину на свой сороковой день рождения вместе с поездкой на Карибские острова и курсом инъекций ботокса. Рут тоже исполнится сорок лет через два месяца.

Ей понравилось в пабе, хотя она пила только апельсиновый сок. Было очень интересно слушать рассуждения Макса о традициях италийских захоронений.

— Мы привыкли думать о римлянах как о цивилизованных людях, которым казались омерзительными варварские нравы железного века, — сказал он. — Но существует множество свидетельств, что они сами практиковали казнь захоронением заживо, ритуальные убийства и детоубийства. Найденный десять лет назад в городке Сент-Олбанс череп подростка свидетельствует о том, что его владельца забили до смерти, а затем отрубили голову. В Спрингфилде, в графстве Кент, было обнаружено жертвенное захоронение — по два детских трупа в каждом углу основания римского храма.

Рут поежилась и легонько провела ладонью по животу. Макс, несмотря на все свои рассказы о смертях и обезглавливаниях, был интересным собеседником. Он вырос в Норфолке и любил этот край. Рут поведала ему о своем доме на норфолкском побережье, о ветрах, дующих прямо из Сибири, и о соленых болотах, красных от цветущего на них кермека. «Как-нибудь надо к вам наведаться», — обронил он. «Было бы здорово», — отозвалась Рут. Но больше никто ничего не добавил. Тем не менее Рут решила на следующей неделе еще раз посетить раскопки. Макс привез с собой из Суссекса целую команду, и они собирались провести в поле весь май и июнь. Рут охватила ностальгия по работе на раскопках — чувству товарищества, песням, курению травки у костра и тяжелому труду, после которого не разогнуть спину. А вот по отсутствию удобных туалетов она нисколько не скучала. Старовата она для такого образа жизни.

Слава Богу, «Шелли-40» свернула налево, и перед Рут возникли указатели на Снеттишем и Ханстентон. Она была рядом с домом. По каналу «Радио-4» рассуждали о тяжести утрат — всему на свете приходит черед. Рут часто слушала этот канал, но должен же быть предел разговорам о смерти, и она вставила в магнитолу кассету (в ее старой машине не было проигрывателя компакт-дисков). Салон наполнился по-американски прочувствованным голосом Брюса Спрингстина. Рут нравились его песни — о дальних дорогах, обреченной любви, приятелях по имени Боби Джо, у которых наступили тяжелые времена, — и сколько бы над певцом ни смеялись, она не изменила к нему отношения. Рут прибавила звук.

Машина ехала среди нависающих над дорогой деревьев, по обочинам обильно рос бутень. Но Рут знала: еще мгновение и деревья закончатся. Перед ней словно по мановению волшебной палочки откроется море. Ее не переставал восхищать момент, когда горизонт раздвигается, будто до бесконечности, голубое переходит в белое, а затем в золотистое. Она поехала быстрее и, когда оказалась у стоянки автофургонов, где начиналась дорога к ее дому, остановилась и вышла из автомобиля, позволяя легкому морскому ветерку откинуть назад волосы.

Впереди раскинулись песчаные дюны, принявшие под порывами ветра самые причудливые очертания. Прилив закончился, и море было едва заметно — синяя полоска на фоне серого песка. Высоко в небе кричали чайки, вдали беззвучно проплывал трепетно-красный парус серфингиста.

Внезапно Рут согнулась, и ее стошнило.

Замок Норидж, этот средневековый торт, украшенный викторианским слоем мороженого, теперь превращен в музей. Нельсон несколько раз бывал в нем с дочерями. Им понравились башни во внутреннем дворе, и он вспомнил, что Лоре особенно пришлась по душе коллекция чайников. Он много лет сюда не приходил и, когда поднимался с женой Мишель по извилистой, освещенной и украшенной геральдическими панно дорожке, опасался самого худшего. Страхи оправдались: их встретили одетые как служанки девицы. В приглашении ничего не говорилось о маскарадных костюмах. Девицы были в платьях с глубоким вырезом, отдаленно напоминавшие средневековые, и в игривых чепчиках с оборками. Они предлагали подносы с шампанским. Нельсон выбрал самый полный бокал, что не укрылось от внимания Мишель.