Записки отчаяния - Иван Александрович Валуев

и ни к чему… Вечер спрятал солнце и вывел на улицу нечистоты, порождавшие романтику и тьму… А Виктор Степанович думал о путешествии на край ночи. Но не о произведении Луи Селина, а о своей индивидуальной ночи, где мир лишен пороков и он снова на коне. Весь этот вечер с его знакомой обошелся без слов. Все было как обычно. Ужин, музыка, цветы, романтика. Танец, поцелуи и душевный свет. Но чего-то вроде не хватало Виктору.

Ни разговоров о литературе и искусстве…

Ни анекдотов, давящих на мозг…

Ни взглядов томных и весомых…

Ни запаха его носков…

Виктору не хватало другого, чего-то своего, самобытного. Чего-то, что он прятал от всех за тонной огорчения и бед. Чего-то не похожего на все, что было в его жизни с ним… Но, что-то, что испытал он раз в душе и испугался вновь узнать… Он знал, без этого нельзя, но делал все на автомате… Старался отводить глаза и думать только о лопате… Которой закопал он сам себя и чувства сердца своего…

                        ***

Мы ехали на машине и молча рассматривали меняющийся пейзаж за окном. Я хотел что-то сказать, но побоялся выглядеть глупо. В голову ничего не приходило. Я подумал, что и говорить ничего не стоит. Молчание было приятным и не напрягающим. Она сидела за рулем и никак не хотела, чтобы я ее сменил. Временами она улыбалась мне, когда замечала тоску в моих глазах. Я ничего не понимал, поддавался ее завораживающей улыбке. Дорога порой была отличной, ровной и зеркальной. А иногда разбитой, извилистой и грязной. Но мы преодолевали ее с особыми усилиями и при этом находили повод, чтобы улыбнуться или посмеяться от души. Срывался дождь и тут же мог прекратиться. А потом снова польет из очередной грузной тучи, висевшей аккурат над головой. – Вон, видишь те горы, с заснеженными вершинами? – спросила она меня. – Да. – ответил я, всматриваясь в даль. – Так вот представь, что горы – это твои цели. А снег – это твои иллюзии. Очисти свои цели от иллюзий, и ты увидишь все скрытые опасности этих гор. – А вот, смотри, густой лес. – продолжала она. – Это твои эмоции. Попробуй мысленно убрать его. И тогда ты сможешь увидеть подножие цели. А перед тобой будет целое пространство чистых чувств.

Мы подъехали к берегу моря, остановились и вышли. Ветер колыхал ее пышные волосы, а я вдыхал запах ее свежих духов, от которых у меня кружилась голова. – Узнаешь? – спросила она, указывая на садящееся за морской горизонт солнце. – Нет. – ответил я. – Это же ты. – продолжала она, улыбаясь. А море – это твоя любовь… – Так тут на весь мир хватит моей любви. – восторженно сказал я. – Именно. – как-то грустно подтвердила она. – А теперь смотри, как ты утонешь в своей любви. И от тебя ничего не останется… Даже того яркого свечения, которое так тебе присуще… Я повернулся к ней всем телом, и в раздражении спросил ее, глядя глаза в глаза: – А ты кто вообще? – Я? Я твое сердце… – ответила она.

– Хорошая шутка… – сказал я, и продолжал наблюдать, как утопаю в любви…

                        ***

Передо мной ступеньки подъезда наверх. Я их долго рассматриваю и не решаюсь подняться на следующий этаж. Что ж, можно попытать удачу, и спуститься вниз. Но я смотрю на ступеньки, которые тянутся вниз, и у меня начинает кружиться голова. Они мне кажутся полной противоположностью ступенек, идущих наверх. Как зеркальное отображение. Когда ты пьян, лучше всего в этом признаться самому себе, как писал еще Харуки Мураками. И не стараться даже придумать какую-то фальшивую отговорку. Был еще один выход, это зайти к себе домой. Я как раз стоял на лестничной площадке своей квартиры. Я открыл кое-как двери ключом. За ней я увидел тоскливую темноту, погружавшую все вокруг в себя. И даже тот свет, который попадал в квартиру от подъездной лампы. Здесь веяло тормозом и пустой посредственностью, от которой воротило нутро и лицо. Я закрыл дверь с недовольным видом. Из всего мне оставалось свернуться клубочком и заснуть на лестничной площадке. Может, утром я отведаю чашечку кофе, и мне станет легче. Однако, это лишь очередная иллюзия, навеянная опьянением жизнью. Поэтому я решил идти туда, где я не могу знать дороги и ее конца. Я стал спускаться, не цепляя стен. На улице веяло какой-то не типичной для лета ночной прохладой. Все люди уже успели сделать свои дела. А кто еще не успел, цепляется за что-то ночью. Нельзя сказать, что хорошо, когда есть за кого зацепиться. Но это и нельзя назвать плохо. Это просто течение жизни, где все достаточно относительно. В конечном итоге, это проблема каждого… Я имею ввиду жизнь… На углу дома стоит один сумасшедший и ведет беседу с самим собой. Причем эта беседа не была монологом. Сумасшедший строил интеллектуальный диалог с взаимным уважением. Приятно было слышать чей-то голос в темноте. Казалось, что помимо тебя есть кто-то, кто тоже может услышать и тебя. Я спросил его, все ли у него хорошо. Это был глупый вопрос, но я хотел поговорить. – Все отлично! – ответил сумасшедший. Он стоял босой, в разорванном халате, и скорее всего голый. – А с кем ты разговариваешь? – не унимался я. – С самим собой. Так же лучше можно узнать себя. Ведь только через общение мы можем познать кого-то другого. Значит и себя можно узнать…

                        ***

На мосту Преображенского над моей головой проехал очередной поезд, гулко постукивая колесами. Я не успел сесть на него. Порыв ветра на скорости сильно всасывал за собой воздух, который подтолкнул меня идти быстрее. За перилами река. Высота небольшая, лететь не долго. Но лень потом плыть к берегу. Может оно и к лучшему, если прыгнуть и не плыть… Проехал еще один поезд, пока я раздумывал над течением жизни в свободном полете мыслей. Снова тот же завораживающий стук колес. На фоне чистого звездного неба, перемигивается еще не выключенный свет в окнах поезда с таинственной тьмой. Я пропустил и этот поезд. Кажется, что достаточно пропустить, и можно, не волнуясь, присесть на следующий поезд. И так бесконечно? А что если и этому есть конец, как и всему в этом мире? Что если следующий поезд никогда не поедет больше? Это есть наверное конец… Конец от удушающей скуки… Я поднял глаза к небу. Где-то, возможно, в галактике Альфа-Центавра, мигал некий Кеплер с присвоенным землянами личным номером, наподобие s485i,