Свидание с небесным покровителем - Ольга Володарская

Спрятавшись в ветках пышного кустарника, Голушко сталвглядываться в даль, туда, откуда в направлении острова двигался катер. Когдатот приблизился достаточно, чтобы можно было рассмотреть все в деталях, Базильс облегчением выдохнул: не рыбнадзор! Всего лишь прогулочный катер: на бортубольшими буквами было написано: «Эдельвейс». Сначала он шел быстро, но потомзамедлил скорость, а возле острова и вовсе остановился.

«Ну что за гадство такое! – выругался Базиль просебя. – Что им, других мест мало? Нашли куда причалить! Тут комарье злое,берег плохой, не покупаешься. Да и природа никакая, одни кусты…»

Базиль, собственно, именно из-за них этот остров иоблюбовал. В зарослях было удобно прятать свой «бивак» от того же рыбнадзора. Аеще он был уверен, что тут его никто не потревожит, и вот поди ж ты…

Пока Базиль мысленно возмущался, катер легонько покачивалсяна воде. Голушко ждал, что сейчас на палубе зажгутся фонари, но ничуть не бывало.Однако уже светало, и он смог увидеть, что тот, кто управляет катером, все ещенаходится в рубке. Но находился он там недолго. Выключив приборы, человекпокинул рубку и спрыгнул с палубы в воду. Именно спрыгнул, а не сошел,перекинув специальный мостик. После чего выбрался из реки на берег и, ни насекунду не останавливаясь, направился куда-то, ловко раздвигая веткикустарника. Он прошел в каких-то тридцати сантиметрах от укрытия Базиля, но незаметил его. Что Голушко порадовало. Но было и то, что его огорчило, а именно:на человеке оказался плащ-палатка, и ни лица, ни фигуры нельзя былорассмотреть. Кисти рук, высунутые из прорезей, и те были затянуты в перчатки,так что Базиль даже не мог сказать, мужчина это или женщина. Естественно, онбольше склонялся к первому, но только потому, что слабо представлял себе даму,умеющую управлять катером, а главное, имеющую на это официальное разрешение…

Да и что представительнице прекрасного пола делать ночью нанеобитаемом острове?

«А с другой стороны, и мужику тут делать нечего, – самсебе возразил Базиль. – Если только рыбу ловить, но у человека с катерапри себе не было никаких снастей… – Тут в голову пришла новая мысль: – Аможет, у него здесь тайная встреча? А что? Место самое подходящее для этого! Аеще для того, чтобы тут что-нибудь спрятать… – Воображение разыгралось ещесильнее. – Или зарыть клад… Или труп! – Но здравый смысл не позволилБазилю развить тему. – Да нет, глупости! Тогда при человеке была былопата… Не палкой же он копать будет?»

Устав ломать голову над этим вопросом, Базиль вернулся кместу ночевки. Хотел еще немного подремать, но ему не спалось. Усевшись наперевернутое ведро, достал из сумки бутылку и, налив водки в стакан, залпомвыпил. Голушко не был алкоголиком. Но выпить любил. Особенно на природе. А ужпод ушицу с костра мог выкушать целую бутылку. По его мнению, никакие омары сшампанским (а уж тем более сыр с плесенью и травяной отвар) не могли сравнитьсяс этим нехитрым рыбацким угощением.

Мысль об ухе вызвала в желудке Базиля урчание. Заглушив егокуском сала, Голушко подхватил свою надувную лодку и поволок ее к реке. Пришловремя проверить сетки.

Сделав это, Базиль вернулся на берег. Разжег костер и сталчистить выловленную рыбу. Пока орудовал ножом, все на катер косился. То, чтотот стоял тут брошенным уже несколько часов, казалось ему странным…

Базиль знал обо всех своих недостатках. И их было немало. Ноглавным он всегда считал любопытство. Кто бы знал, как он из-за него страдал!Многократно получал по «репе» – это раз, вляпывался в неприятные истории – два,выслушивал выговоры от Митрофана – это три, разочаровывался в своих женщинах –четыре.

И главное, с возрастом порок все чаще давал о себе знать.Обычно Базиль проявлял любопытство по отношению к сыну. Когда тот еще не былженат, старший Голушко то и дело подслушивал под дверью и просматривал личныевещи Мити, в надежде отыскать хоть одно доказательство того, что у «мальчика»существует личная жизнь (как оказалось, зря тешил себя этим – Митрофан жилодной работой). Когда сын женился, Василь Дмитрич несколько поубавил свой пыл,но все равно постоянно лез с расспросами то к нему, то к снохе, а если еголюбопытство не удовлетворялось, обижался. Базиль понимал, это старческийзаскок, как-никак ему уже семьдесят, ругал себя, пытался измениться, но всевпустую.

«Что, старый дурень? – говорил он себе постоянно. Вот исейчас его монолог не отличался оригинальностью. – Забыл про Варвару,которой нос на базаре оторвали? Опять лезешь куда не следует? – И тут жесебе возразил: – А с другой стороны, есть мнение, что любопытство – не порок, араз так…»

Базиль, решительно тряхнув седым чубом, забрался на борткатера.

– Есть кто живой? – зычно крикнул он, заглянув налестницу, ведущую вниз, туда, где располагалась каюта. – Ау!

Ему никто не ответил, и Базилю ничего не оставалось, какспуститься.

В каюте никого не было, но следы недавнего пребываниячеловека присутствовали: объедки, пустые бутылки из-под пива, кроссовки свложенными в них ношеными носками. Базиль бегло осмотрел помещение и шагнул кполуоткрытой двери в санузел. Едва он туда заглянул, как увидел покойника. Втом, что лежавший в ванне мужчина мертв, не было сомнений. Поэтому Базиль сразуже выудил из кармана сотовый телефон и набрал номер сына.

Сообщив о трупе, старший Голушко изучил место преступления(именно преступления, а не самоубийства) и самого покойника, еще раз уверился всвоей правоте относительно насильственной смерти и вышел из санузла. Онсобрался покинуть катер и дождаться приезда милиции на свежем воздухе, но всето же любопытство заставило его задержаться в каюте. Базиль еще раз, уже болеепристально, осмотрел ее, и тут внимание его привлек вырванный из блокнотатетрадный лист. Он лежал на кровати, и Голушко в первый раз не заметил еготолько потому, что не заострял внимания на таких мелочах, как валяющиесябумажки (а их было немало: обертки от чипсов, чеки, рекламные буклеты и простоскомканные листы). Судя по всему, покойный особой аккуратностью не отличался.Либо просто привык, что за ним убирают, и не замечал такой ерунды, какразбросанные вещи или мусор. Базиля же беспорядок раздражал, поэтому он насилупоборол в себе желание навести чистоту и нагнулся над кроватью, чтобы прочесть,что написано на листке.

«Устал! Нет больше сил. Все как-то разом навалилось… Поэтомулучше уйти… Чтобы никого не мучить, в том числе и себя. В общем, в моей смертипрошу никого не винить. Эту долю я выбрал себе сам…»

Пробежав глазами по тексту еще пару раз, Базиль нахмурился.Если выяснится, что почерк принадлежит покойнику, то у милиции не будет никакихсомнений в том, что тот сам лишил себя жизни. Записка была написананеторопливо, это видно сразу: буквы ровные, строчки не скачут, все знакипрепинания расставлены, да еще многоточия эти… Разве будет человек, взявшийсяписать предсмертную записку под давлением, как сейчас принято говорить,заморачиваться?

«Вот то-то и оно, – вздохнул Базиль. – Но я-тоточно знаю, что на катере был еще один человек, который покинул борт где-то врайоне пяти часов утра… Так что если эксперт скажет, что смерть наступила доэтого времени, выйдет, что человек в плаще вполне может быть убийцей… Если жепозже, то… – Базиль, привыкший доверять своему нюху на преступления,упрямо добавил: – То тогда парня довели до самоубийства! А это, между прочим,тоже статья!»