Стратагемы заговорщика - Тимофей Щербинин

неблагие знамения каждого мгновения…

— Дамдин! — прервал его генерал. — С каких пор ты пасешь задних? Я ожидал увидеть тебя внутри!

Прорицатель растянул губы в хищной улыбке, похожей на кошачий оскал. В памяти тут же всплыла картинка: Улагай Дамдин с похожей миной стоит у ворот лагеря, на глазах у потрясённых солдат вытряхивая из складок грязного халата сплющенные пули. "Настоящий шаман-оборотень!" — шепчет кто-то, — "Железо ему не страшно, только синяя киноварь и горное стекло!"

— Как и предвидел Прозорливый, — слегка растягивая слоги ответил прорицатель, — в личной библиотеке старшего из троих нашёлся текст, о котором я рассказывал.

Он отвязал от пояса тяжёлый свёрток, в котором оказалась стопка испещренных знаками летящего письма медных табличек.

— Значит, он существует, — удовлетворённо произнёс Двадцать Второй и, поймав недоумевающий взгляд генерала, пояснил: — "Следы на снегу" — тайная летопись ордена Стражей.

— Я слышал, что эта книга — фальшивка, написанная мятежником Доржбатыром под диктовку его союзника — толонского колдуна, — скептически процедил Дарсен Тагар.

— В ней много такого, что могло быть на руку колдунам-правителям народа джунглей, — согласно кивнул Улагай Дамдин. — Но книга подлинная, и написана уже после смерти Доржбатыра. Вот, посмотрите, как они пишут о Тринадцатом Смотрящем-в-ночь.

Генерал взял из его рук пластины. На каждой из них были выгравированы короткие нумерованные строки. На первый взгляд, книга была написана обыденной прозой, но читая странные строки, Дарсен Тагар не мог избавиться от ощущения, что изначально они были написаны на другом языке и, возможно, читались нараспев.

1. Зная, что ожидает нас, мы трудились не покладая рук, но едва успели к сроку.

2. От клятвы до истребления — пятьсот лет.

3. От истребления до начала царства царств — двести лет.

4. От начала до господства — двести пятнадцать лет.

5. От господства до лунного щита — семьсот сорок лет.

6. От щита до меча — тридцать лет.

7. От меча до падения звёзд — семнадцать лет.

8. Потом мы потеряли связь с братьями,

9. Вернулись к тому, с чего начали,

10. Трудясь среди дикарей и безумцев

11. В стенах крепости, сложенной изо льда

12. Рядом с проклятой святыней,

13. Где бьются в вечном диссонансе сердца двух богов.

14. От падения звёзд до прихода духовидца из долин — сто сорок лет.

15. Белолицые посланцы древних богов,

16. Увенчанные серебром, янтарём или аквамарином,

17. Кажутся нам прекрасными — для того отбирали нас тысячи лет,

18. Чтобы мы шли за ними, влюблялись в них, стремились их защитить.

19. Это нелегко преодолеть.

20. Но человеколюбие укрепило наши руки

21. И мы сразили безумца, в ком боролись голоса сразу двоих,

22. За воротами проклятой святыни.

23. Трое храбрецов укрылись в сияющих коридорах

24. Чтобы преградить путь духовидцу

25. И врата затворились за ними — никто не вернулся назад.

26. Но дикари ждали его возвращения

27. От входа в святилище до возведения следующего — двадцать пять лет.

28. И следующий, кого они назвали перерождением предыдущего,

29. Рассказывал им о Лазурном Драконе

30. О новом пути и новой судьбе

31. Но не мог слышать зова и биения сердца и не понимал, о чём говорит.

32. Для тех же, кто слушал,

33. Дракон был духом ледников и утёсов,

34. Рождающейся из них великой реки,

35. Что несёт бурные воды к далёкому морю

36. Мимо городов долины, кичащихся своим богатством…

Генерал подавил в себе желание оглянуться на рукотворную гору Святилища. Он знал, что с этого ракурса должен быть виден Шрам — уродливая полоса, наискось пересекающая барельефы на уровне примерно двух третей высоты. Легенда гласила, что осколок великой Драконьей Ладьи пробил здесь отверстие во время Падения Звёзд, но стены сами собой затянулись. "Небесная ладья, которую создал Дракон из собственной плоти", — вспомнил командующий слова священной книги. Мог ли этот осколок быть сердцем бога? Дарсен Тагар любил думать, что не боится злых духов и не верит в дурные приметы кроме уж совсем очевидных, но после слов Дамдина у генерала появилось неприятное ощущение, как будто за ним следят.

— Мерзость и ересь, — проворчал Тагар, брезгливо возвращая пластины прорицателю. — Я даже не хочу спрашивать, с чего ты взял, что это — о Тринадцатом.

— Так нам говорили наставники, — ответил прорицатель. — Всем, кто прошёл испытание.

Тагар мысленно отметил это "нам". Когда это было выгодно, Дамдин утверждал, что ушёл из Ордена потому, что Стражи разнежились и стали трусами. Когда нет — намекал, что всё ещё действует от имени и по поручению Капитула. Люди Ордена вяло ругали его, называя предателем и святотатцем, но не слишком стремились заполучить его голову. Улагай Дамдин шпионил на всех и всех обманывал, тонко улавливая перемены погоды в столичной политике. Таких людей Дарсен Тагар не любил. В мире интриг и шпионажа они были необходимым, но неудобным оружием, которое рано или поздно обращалось против своего владельца. "Понадобится ли мне синяя киноварь когда ты станешь проблемой?" — хмуро подумал генерал. — "Или тебе хватит серебряной пули?"

— Не вижу, что нам это даёт, — сказал он вслух. — Улику против Ордена? Это будет наше слово против их слова. И гражданская война, если никто не уступит.

— Вы помните "Заветы Прозорливого"? — вкрадчиво спросил сановник. — "Тогда, на пороге Святилища, он повернулся и сказал троим ближайшим: "не скорбите, ведь я никуда не ухожу, и не покину вас, пока мой народ не познает благоденствия, ныне доступного лишь бессмертным духам".

Тагар выразительно поднял бровь. Этот отрывок читали у алтарей во время каждой церемонии, на которой присутствовал правитель. Вопрос Дамдина был или риторическим, или оскорбительным, но командир гвардии не хотел затевать ссору в присутствии государя.

— В этой орденской книге, — как ни в чём не бывало продолжил прорицатель, — прямо сказано, что Стражи убили Тринадцатого внутри Святилища. Их стараниями, а не по приказу истинного Прозорливого, запечатана от нас святыня и сокрытая в ней тайна бессмертия! В этом они признаются сами.

Улагай Дамдин прикрыл глаза и продекламировал наизусть неспешным речитативом:

Так наступила эра благоразумия

Когда были исправлены священные книги

И отдана власть духовная и мирская

В руки тех, кто не мог слышать зова

И чувствовать биения древних сердец.

От гибели Доржбатыра до Собора — три года.

От Собора до исправления книг — три года,

От исправления книг до похода Арата — пять лет.

Кое-где Дамдин смещал ударения, чтобы придать словам непривычную протяжённость и ритм, чем-то напоминающие говор пришельцев из-за моря. "Мятежный горец писал бы по-другому", — признал Дарсен Тагар.

— Всё это время хранители заветов кормили меня ложью, смешанной с жалкими крупицами подлинных знаний, — неожиданно пылко воскликнул Смотрящий-в-ночь. — А когда поняли, что я ищу большего, то решили медленно убить мой разум ядовитыми эликсирами, превращая