Новгородская сага. Книга 3. Корсар с Севера - Андрей Посняков

Смех-то смехом. Да вот нехорошо выходит-то: вчера федоровские с яковлевскими подрались, позавчера — кузьмодемьянские со щитнинскими, еще раньше рогатицкие загородцких отметелили. Неспроста все это, ох неспроста! Словно кто специально их стравливает…

— И я так же мыслю, Олег Иваныч, — кивнул Олексаха. — Москве — прямая выгода. Как там Гришаня про старинных римлян говаривал? Дивидэ эт импэра!

— Разделяй и властвуй, — перевел Олег Иваныч, стараниями Гришани и Софьи уже с полгода изучавший латынь и немецкий. В Новгороде языки — вещь необходимейшая, особенно немецкий. Ну а с латынью тебя каждый образованный человек поймет, хоть немец он, хоть фрязин, хоть гишпанец.

Значит, Москва… Ну, это понятно. А вот кто конкретно? Кто заменил убитого московского шпиона боярина Ставра? Корчмарь Явдоха? Нет, не тот размах. Тогда кто? Искать надо. За Явдохой наблюдение и не снимали, только вот с неделю назад казус вышел. Агент, что за корчмой присматривал, спился. А что, бывает! Как говорил товарищ Саахов, «несчастный случай на производстве». Следовало немедля другого агента внедрять, да не такое простое это дело. В Явдохину корчму не каждый ходил — больно далеко идти, на Загородцкую, что на краю Плотницкого конца, почти у самой стены. Своих там в лицо знали. Тот-то агент, который спился, из местных был, загородцких. А нового теперь пойди поищи.

— Это твоя задача, Олександр, — усмехнулся Олег Иваныч, — Негоже Явдохин вертеп без пригляду оставлять, ой негоже!

— Да я и сам понимаю, что негоже. Что ж, поищем. Может, из непьющих мальцов кого? Ладно. Порешаем.

Свернули на Ивановскую, к Торгу. Шумел, галдел, заливался рынок. Купцы в открытых по-летнему лавках шумно расхваливали товар — сапоги, полотно, украшения. Рядом лязгали железом оружейники: щитники, мечники, кольчужники. Тут же торговали замками и затейливыми подсвечниками в виде головы вепря. Сновали мальчишки-разносчики:

— А вот пироги, пироги, с пылу с жару, хороши!

— Сбитень, сбитень — на меду, на травах!

— Квас, квасок — открывай роток!

— С чем пироги, паря?

— С горохом, с белорыбицей, с мясом. Возьми, не пожалеешь, милостивец!

— Ну, давай.

— Полпула!

— Сколько-сколько? Да я тебя…

— Пусти, пусти, дядько! Это ж за десяток полпула-то!

— Так бы сразу и сказал… Ну, давай пяток!

— Откель замки, господине?

— Свейские… С того году остались.

— А тихвинских нет ли?

— Не приезжали еще. Бери, батюшка! Славные замки, ни один тать не откроет! Всего полденьги.

— Господи Иисусе! Так тихвинские в три раза дешевле!

— Стричь, брить, ногти холить! Подходи, налетай!

— Сбитень, сбитень!

— Пироги…

Поотстав, Олексаха подозвал пирожника, чумазого и босого шкета в рубахе из выбеленного холста. Купил два пирога, потом заговорил о чем-то. Олег Иваныч, остановившись у церкви Бориса и Глеба, недовольно обернулся.

— Видал парня? — улыбнулся подъехавший Олексаха. — Кличут Митяем. Загородцкий, сирота, живет у дядьки, к тому же…

— Ясно. К Явдохе его прочишь? А не сопьется?

— Не должен. Маловат еще.

Ветер наконец разогнал облака, и солнце осветило жаркими лучами городскую стену с крытыми башнями, седую ленту Волхова, мост с купеческими лавками и галдящим народом. За мостом, над детинцем, сияли золотом купола Софийского собора, «Софьи» — главной церкви Великого Новгорода. За Софьей вздымался зеленым холмом земляной город — насыпной вал вокруг новгородского Кремля-детинца, за холмом в розоватой дымке яблоневых садов угадывалась невидимая с моста Прусская. Улица, где стояла усадьба знатной боярыни Софьи Михайловны Заволоцкой — любимой женщины Олега Иваныча.

Он представил на миг ухоженный двор, распахнутые ставни и милое лицо в окне… Большие золотисто-карие глаза, длинные ресницы, волосы по плечам золотым водопадом. Кое-кто из новгородских красавиц уже не стыдился ходить вот так, простоволосыми, наплевав на все установления для замужних женщин, коим предписывалось обычаем прятать волосы под плотным платком-покрывалом. «Мы — свободные жены новгородские, как хотим, так и ходим!» Молодцы, женщины…

Эх, Софья, Софья…

Однако ж именно сегодня может случиться событие, которое позволит Олегу Иванычу превратиться из любовника Софьи в законного супруга. Помолвка. Софья давно согласна, но он понимал, что это будет неравный брак, даже по здешним вольным меркам. Кто Софья? Знатная боярыня из уважаемого древнего рода. А кто он, Олег Иваныч? Человек служилый. Хоть и в авторитете, а все ж роду… неизвестно какого. Хорошо хоть, теперь не беден — «приватизировал»-таки усадебку, что на Ильинской. Выправил Феофил-владыко все бумаги, подарил усадьбу — «не так просто, а за нелегкую службу для-ради Новгорода, Господина Великого»! Теперь бы Гришаня не подвел, приятель старый, хоть и молод — едва пятнадцатое лето пошло.

Должен уж Гришаня вернуться из монастыря дальнего, Спасо-Прилуцкого. Обитель та — в Вологодских землях, что теперь Москве принадлежат, а было время — Новгород владел ими. По книжным делам уехал Гриша — житие святого Николая, что в монастыре том издревле хранилось, перебелить да списком лично Феофилу-владыке доставить. Ну, то официальная причина была. Неофициальную никто, ни сопровождающие отрока воины, ни сам Феофил, не ведали. Никто не ведал. Кроме самого Гришани и Олега Иваныча. Опасная та дорога для Гриши была. Да ведь Олег Иваныч его не неволил, сам отрок вызвался, не сказав ничего, уехал. Только девчонке своей, Ульянке, шепнул на ухо, чтоб передала Олегу Иванычу слова тайные, да не перепутала. А слова такие: «Что написано пером, не вырубишь топором… но ножичком аккуратно подчистить можно». Олег Иваныч понял, о чем речь. По всему, пора бы уже и вернуться Грише, отправлялся-то по снегу еще…

На владычный двор въехав, перекрестился Олег Иваныч, кивнул Олексахе. Тот к конюшням подался, лошадь перековать, да потом — в путь, по делам важным. Условились вечерком встретиться, в корчме посидеть, на Лубянице, поговорить, на людей посмотреть, новостей послушать. Каурого служкам отдав, остановился Олег Иваныч у владычного крыльца сапоги травой почистить — забрызгались, пока ехал.

Кто-то неслышно подошел сзади, прибаутку произнес ехидно:

— У вас продается несгораемый шкаф?

Олег Иваныч аж вздрогнул — ну кто тут такое спросить может? Либо Олексаха, так тот на конюшне, либо…

Обернулся…

Ну, точно! Гришаня! Синеглазый, улыбающийся, довольный. В новом кафтане из красного аксамита с канителью из позолоченной нити. Ишь, вырядился! Не иначе — к Ульянке на свидание собрался.

— Гришка! Гришка, волк тебя дери! Ну, здрав будь, охламонище! — Олег Иваныч широко расставил руки.

— Стой, стой, Иваныч! Полегче. Кафтанец помнешь ведь!