Обратная сторона Луны - Софья Бекас

белоснежная лошадь размером с медведя, с шеей длинной и кривой, как у лебедя.

— Как было бы здорово, если бы ты подвёз меня, дружище, — прохрипел Эниф, исподлобья глянув на лошадь, и кивнул в сторону Луны. — Видать, у них там праздник… А она… Мой телескоп украла…

Лошадь с силой тряхнула шеей и замотала головой из стороны в сторону.

— Ладно. Сам обойдусь, — вздохнул Эниф и со стоном выпрямился.

И вдруг какая-то большая, животная сила подхватила его к себе на спину. Эниф едва успел обвить руками лошадино-лебединую шею: лошадь понесла, и огни его города начали стремительно уменьшаться, пока и совсем не пропали из виду. От разреженного воздуха у Энифа заболела голова.

Не прошло и получаса, как копыта лошади коснулись пыльной поверхности. Эниф, чуть пошатываясь, неуклюже сполз и, прижимая одну руку к животу, благодарно похлопал её по шее.

— Спа… Спасибо, — пробормотал Эниф и со стоном уткнулся лбом в плечо лошади. Его мутило. В голове некстати прозвенел весёлый голосок Антарес, которая всегда смеялась над его морской болезнью, по какой-то неизвестной причине распространявшейся и на воздух. — Я тебе премного…. Благодарен.

Лошадь мотнула головой и прижалась большой щекой к спине Энифа.

Он неспешно пошёл по широкой тропе, во все глаза глядя на волшебные лунные пейзажи. И верно: посмотреть было на что. Большие раскидистые деревья с густой изумрудной листвой плавно покачивались из стороны в сторону, как водоросли, несмотря на всю их внешнюю величественность и монументальность. По их ветвям, блестевшим от росы, скакали белоснежные летяги; одна из них вдруг спикировала Энифу на плечо, а затем, недолго думая, перебралась на голову. Эниф удивился и поднял руку — летяга перепрыгнула ему на ладонь и посмотрела на него своими огромными масляно-чёрными глазами.

Дорога вывела его на берег реки. На обеих сторонах горели холодным лунным светом высокие костры. Тонкие люди танцевали вокруг них под медленную музыку, и их длинные тени двигались вместе с ними. Где-то играла флейта Пана, стучали барабаны, ритмично звенели бубны. Когда Эниф, неуверенно переминаясь с ноги на ногу и теребя полы халата, вышел из тени сада, люди остановились, обернулись и уставились на него своими пустыми лицами. Музыка стихла.

— Я… — Эниф кашлянул и протёр влажные ладони о халат: так он не волновался с тех пор, как впервые заговорил с Антарес о свадьбе. — Простите…

Вообще-то он никогда не был трусом, и характер у него был сильный, волевой и, как отмечали многие, не простой, но как учёный он всегда неизбежно терялся перед всем необъяснимым и неподвластным науке. Вот и теперь он совершенно не знал, что думать и делать: десятки пустых лиц с интересом разглядывали его, но не спешили ничего предпринимать, как будто оставляя право выбора за Энифом, а Эниф, в свою очередь, не имел ни малейшего представления, как себя вести.

Но вот один из людей, высокий молодой мужчина с тонкими, как ветви, оленьими рогами на голове сделал осторожный шаг к гостю. Эниф с удивлением заметил на его ногах пуанты.

«Добро пожаловать, — как бы сказал он, протянув одну руку в приветственном жесте и показав второй на своих собратьев. Эниф услышал это в своей голове, но он знал, что это не прозвучало здесь и что его собеседник ничего не произнёс. Вслух, по крайней мере. — Мы рады видеть новых гостей на нашем празднике».

— Прошу меня извинить, если я помешал… — пробормотал Эниф, к которому начала возвращаться уверенность. — И простите, что не одет, как следует…

«Выбросьте из головы эти лишние мысли, — снова прозвучал где-то внутри Энифа этот спокойный голос, и в нём ему приятным теплом послышалась улыбка. — Сегодня великий праздник! Вы не на Земле, так не позвольте ничему земному испортить эту ночь».

Молодой мужчина повёл его вперёд. Снова зазвучала музыка: зазвенели серебряные колокольчики на чьих-то оленьих рогах, где-то на ветвях над головой Энифа запела флейта Пана, а ещё дальше между кострами безликие юноши заиграли на ксилофоне. «Ах, если бы только со мной была Антарес», — с горечью подумал Эниф, и эта мысль была тем единственным, что сейчас омрачало его.

И вдруг Эниф остановился, как вкопанный. Ничего не случилось: тонкие безликие люди танцевали свой странный танец, изгибаясь под каким-то немыслимым углом, играла музыка, качались деревья, но мысль, одна ясная чёткая мысль пронеслась у него в голове. Он растерянно огляделся, цепляясь глазами за размытые белые силуэты, и будто по-новой увидел всё то, что его окружало. Далёкое воспоминание с удивительной яркостью вспыхнуло в его голове.

— Знаешь, есть такая легенда, — журчал, как родник, в полумраке комнаты голос Антарес. Рыжая лампа проливала жидкие пятна света на всё вокруг, и оттого их лица казались ещё моложе, чем они были на самом деле. — Раз в тысячу лет Луна поворачивается к Земле своей обратной стороной.

Эниф покосился в окно: сквозь косые стёкла на них смотрела большая полная луна.

— Эта ночь — большой праздник для лунного народа, — продолжала Антарес. — В эту ночь исполняются все заветные желания, а люди могут встретиться со своими умершими.

Тогда Эниф не сильно вдохновился этой легендой — он вообще редко вдохновлялся чем-то подобным и обычно оставался равнодушным к чадам литературного рода, в отличие от Антарес, которая порой слишком глубоко уходила в вымышленный мир, так что Энифу не раз приходилось спускать её с небес на землю.

— Лунный народ всегда рад землянам на своём празднике. Да что там, не только землянам: лунный народ рад любым гостям. На него, кстати, души умерших часто приходят в надежде встретить своих родных, — Антарес зевнула и улыбнулась, явно блуждая мыслями где-то далеко. — Кто знает, быть может, и нам выпадет шанс потанцевать у лунного костра…

Эниф, который сейчас стоял под ветвями изумрудных деревьев с белыми, как снег, стволами, снова удивлённо обернулся, внимательно вглядываясь в отсутствующие лица людей, словно хотел кого-то увидеть среди них. Белоснежная летяга, о которой Эниф уже успел забыть, быстро взобралась по его руке и уселась на плече.

— Прости меня, прелестное существо, — пробормотал Эниф, осторожно погладив летягу по голове. — Будь здесь Антарес, она была бы вне себя от радости. Сам я разучился быть ласковым.

Летяга, по всей видимости, так не считала. Она с интересом потрогала лапками ухо Энифа, пощекотала его тёплым дыханием и, в итоге, залезла ему на голову. Тихо усмехнувшись, Эниф отправился дальше.

Очевидно, праздник был в самом разгаре. Высокие тонкие люди представляли из себя в прямом смысле слова безликую толпу, напоминавшую деревья в лесу; разные странные животные ходили между