Загубленная жизнь Евы Браун - Анжела Ламберт

И тем не менее Ева постепенно начала выделяться из стайки незначительных старлеток. Ее основными достоинствами в глазах Гитлера были веселый характер и нескрываемая любовь к нему. Будучи забавной, непоследовательной и наивной, Ева обладала даром освещать все вокруг, заражая присутствующих своей радостью, тогда как Гели, на два года старше и намного требовательнее, становилась все более мрачной и раздражительной. В то же время Ева не боялась пробиваться вперед, пускаясь на хитрости ради нескольких мгновений наедине с Гитлером. Вскоре она начала говорить друзьям, что заставит его влюбиться в себя. «Гитлер говорит, что он закоренелый холостяк, но и у него есть своя ахиллесова пята, — хвасталась она. — Вот увидите, он на мне женится». Ее кузина Гертрауд отмечает: «Она уже тогда отличалась железной волей, и, скрытая под внешней неуклюжестью, ее решимость обольстить Гитлера была непреклонной. Если в самом начале она и не знала про Гели, то Гофман все равно скоро сказал бы ей». Ева не стеснялась добиваться Гитлера в открытую, не подозревая, насколько такие проявления преданности располагают его к ней. Она откровенно боготворила своего героя — какое облегчение после мелодрам Гели: сцен, приступов гнева, криков и обид. Партия могла поклоняться ему, но он жаждал беззаветной женской любви, которой не получал от Гели, чье сердце — Гитлер этого пока не знал — принадлежало другому.

Что Гитлер соблазнил Еву, будучи влюблен в Гели, кажется маловероятным, хотя не исключено. У него не было ни времени, ни потребности вступать в другую интимную связь: отношения с племянницей и так отнимали массу энергии. Он регулярно виделся с «маленькой фрейлейн Браун», поскольку днем она по-прежнему работала в ателье Гофмана, общаясь с занудными клиентами и выполняя их обычные требования или же проявляя снимки в темной комнате внизу, а к ужину возвращалась домой. Она утешала себя мыслями о том, что, приходя в ателье, Гитлер обязательно разговаривает с ней, приносит ей маленькие подарки и даже иногда берет с собой в оперу. Наконец и ее циничному боссу пришлось признать, что Гитлер, похоже, несколько заинтересовался ею. «Он так себя ведет со всеми моими служащими», — похвалялся Гофман перед Евой. Но она знала, что это неправда. Ее кузина Гертрауд впоследствии предполагала:

Гертрауд было тогда лет семь-восемь, и она едва ли могла получить эти сведения из первых рук, хотя много позже стала одной из наперсниц Евы. На тот момент ближайшие приспешники Гитлера не обращали внимания на Еву, и для широкой публики она — как и Гели — оставалась неизвестной.

Насколько необычны были эти две молодые женщины, пробившиеся в окружение Гитлера, где их терпели его болтливые самодовольные друзья? Пожалуй, самое удивительное, что обе росли благовоспитанными девочками, которым предстояло направиться по проторенной обществом дорожке к алтарю и колыбели. Ведь в то время в компании мужчин среднего возраста могли находиться разве что распутные девицы из театров и ночных клубов, актрисы и официантки, известные легким поведением и доступностью. Скандал не слишком повредил бы их и без того сомнительной репутации. Мюнхен не был похож на Берлин или Гамбург, описанные Георгом Гроссом и Кристофером Ишервудом, с их декадентской ночной жизнью, где даже «хорошие девочки» могли пристраститься к алкоголю и наркотикам и гонять на автомобилях с молодыми сорвиголовами. Одноклассницы, с которыми Ева выросла и должна была бы проводить большую часть свободного времени, испытали бы некоторый шок от ее неподобающего поведения, каковым считалось появление на публике в сопровождении немолодого мужчины. Узнай об этом ее родители, они пришли бы в ужас. Но тогда они еще ни о чем не догадывались, а когда узнали, пути назад уже не было.

Глядя на Гитлера и Гели, Ева не могла не ревновать — любовь и ревность идут рука об руку, особенно в душе семнадцатилетней девушки. Ее мать Фанни рассказывала на допросе после войны: «Думаю, она была знакома с Гели, поскольку то и дело говорила о ней. Но я никогда не видела их вместе и не знаю, часто ли они встречались». Гели, родившаяся в 1908 году, была на четыре года старше Евы и на том жизненном этапе, когда такая разница в возрасте действительно имеет значение. Гели казалась взрослой и слишком искушенной для своих лет, но, самое главное, Гитлер любил ее: это было очевидно. И тем не менее Ева, должно быть, приободрилась, когда ей позволили присутствовать на вечерах в опере, даже если это значило, что ей, как и всем остальным, приходилось часами сидеть и слушать Вагнера, а потом, пока фюрер превозносил тевтонскую доблесть Зигфрида, делать вид, что ей интересно. В 1930 году, через несколько месяцев после знакомства, она получила еще одну привилегию. Гитлер пригласил ее присоединиться к нему за ужином в Osteria Bavaria. Ресторан находился на Шеллингштрассе, 62 — метрах в пятидесяти от студии Гофмана.

Фюрер был человеком привычки. Решив однажды, что место ему нравится, он становился его завсегдатаем на десятилетия. Он любил и Heck, и Neumaier, а также Carlton Тееraum, но больше всего — Osteria Bavaria за обильную пищу и уютную атмосферу. После дня, проведенного в «Коричневом доме», штаб-квартире НСДАП на Шеллингштрассе, где он намечал дальнейшие тактические ходы, или за проверкой партийной пропагандистской газеты Völkischer Веobachter, издательство которой находилось еще ста метрами дальше, посетить ресторан было и удобно и приятно. Гитлер признавался: «Я не могу больше выносить одиночество. Более всего мне по душе ужин с прелестной женщиной. Чем оставаться одному дома, я лучше пойду поужинать в Osteria».

В конце двадцатых и на протяжении тридцатых годов фюрер, находясь в Мюнхене, по нескольку раз в неделю посещал этот на вид ничем не примечательный ресторан. Владел им баварец по имени Эрнст Дойтельмозер. Osteria Bavaria была основана в 1890 году и всегда пользовалась популярностью в артистических кругах Мюнхена. Широкий дверной проем, ведущий в просторное помещение справа от входа, задергивался занавеской для пущего уединения, так что Гитлер мог кутить со своей компанией вдали от посторонних глаз, чтобы не мешали не в меру пылкие поклонники. Зато его проникновенные монологи на излюбленные темы — архитектура, искусство, судьба Германии — были отлично слышны остальным посетителям. Как трезвенник и вегетарианец, Гитлер очень ценил кухню ресторана, особенно блюдо из пористого сыра, запеченного в духовке. Кроме того, Osteria славилась сладкими пирогами и пирожными. Еве предстояло провести здесь много долгих вечеров, стараясь не выглядеть скучающей, пока Гитлер разглагольствовал перед товарищами по партии в обычном составе: Гофман, Гиммлер, фон Ширах, Борман и Гесс. Если присутствовали хотя бы две-три хорошенькие молодые женщины, из уважения к ним о политике не говорили. Государственные дела никогда не обсуждались в женском обществе.

После войны неизбежные ассоциации ресторана с Гитлером заставили заведение сменить название и характер. Osteria Bavaria стала собственностью супружеской пары из Северной Италии по фамилии Сальватори. Называется она теперь Osteria Italiana, но кухня ее не слишком изменилась, только несколько блюд из макарон дополнили меню. Она продержалась уже больше ста лет, гораздо дольше Тысячелетнего рейха, и продолжает привлекать самую разношерстную публику, включая неонацистов и любопытных туристов со всего мира.