Последний Завет - Филипп Ле Руа

– Он мертв.

– Что?

– О чем вы договаривались с Боуманом?

– Он должен был отвезти детей к их матери. Черт! Когда он умер?

– Его убили в пятницу. Он занимался совсем другим делом. Я его заменяю.

– Вот дерьмо! Невезуха меня в гроб вгонит.

– Боумана, представьте себе, тоже.

– Томми и Джесси правда здесь?

– Да.

– Я могу в последний раз посмотреть на них, но так, чтобы они меня не видели?

– Объясните, что вы с Боуманом задумали.

– Позвольте мне всего одну минуту посмотреть на детей. А потом я расскажу вам все, о чем вы меня спросите.

– Можете на них посмотреть.

– Тогда уйдите с моей дороги.

Броуден явно не желал показываться. Натан отошел в сторону, к комнате, откуда тянуло сыростью, как из подвала. Оттуда в ноздри ему ударил резкий запах мочи, пота, болезни. Он старался не смотреть на свет, поскольку его расширившиеся зрачки приспособились видеть в темноте. Сгорбленная фигура с надвинутым на голову пристежным капюшоном куртки проскользнула мимо него, источая тяжелый смрад. Одутловатые кисти торчали из рукавов. Натан увидел часть лица, обезображенного свищами, гнойные выделения из которых блестели в свете уличных фонарей. Броуден остановился в пятне света, проникавшего с улицы в коридор у порога. Его астматическое дыхание участилось, став похожим на звук пилы, перепиливающей сухое бревно. Он молча смотрел на детей. А на набережной Томми так и не спустил с рук сестру; он ждал, не шелохнувшись, с пустыми глазами, как будто его отключили. Джесси спала, доверчиво положив голову ему на плечо. Прерывистое дыхание Броудена сменилось кашлем с мокротой. Отхаркиваясь, он перешел в комнату, где воздух был еще более смрадным. Натан последовал за ним, прикрывая нос и рот куклой Джесси, которая осталась у него.

– Сесть я вам не предлагаю: замараетесь. Тут все в гное.

Сам Алан сел в кресло, повернутое к окну, единственному в доме, сквозь которое просачивалось немного света. Между ломаными планками жалюзи виден был залив Золотые Ворота.

– Единственное удовольствие, оставшееся у меня, прежде чем я сдохну, – смотреть в окно на этот гниющий мир, который я трусливо покидаю. Советую вам не приближаться ко мне, если вы не намерены окончательно лишиться сна. Тем более что для вас главное слушать, а не смотреть.

Броуден начал трудный монолог, прерываемый приступами кашля и отхаркиванием. История его начиналась самым классическим образом. Он разорился, все потерял – фирму, работу, положение в обществе, семью, друзей, имущество, честь, здоровье. Он страшно сожалел, что нельзя обвинить в своих бедах кого-то конкретно. Некоего врага, к которому можно испытывать ненависть и благодаря этому выше держать голову. Но как негодовать на компьютеры, биржу, рыночные законы? Как проклинать женщину, которая сбежала от тебя? Как питать злобу к тому типу, который заменил тебя и воспитывает в комфорте твоих детей? А он без парашюта рухнул на самый низ социальной лестницы. Очень скоро ему пришлось собирать в барах пустые бутылки, стать завсегдатаем донорских пунктов, где из него выкачивали литры крови, стоять у столовок Армии спасения в очереди за благотворительным супом, рыться в мусорных баках, узнать, что такое нищета, ночевки под мостами, вши, блохи, фурункулы, зловоние. В Окленде в католической миссии он встретил одного парня, слышавшего, что какая-то лаборатория в Фэрбэнксе предлагает пять тысяч долларов добровольцам, которые согласятся лечь на неделю в больницу и пройти серию тестов.

Броуден ухватился за эту оказию.

Он занял денег на дорогу и поехал на север. Двое врачей приняли его в кабинете на дому в пригороде Фэрбэнкса. Там было еще пятеро других добровольцев, таких же грязных, как он. А также один студент, которого не взяли. Первым делом их заставили подписать тонны непонятных юридических документов, а потом усыпили. Проснулся Алан в комнате без окон. Кроме двух врачей им занималась медсестра, такая красивая и ласковая, что он думал, уж не перенесли ли его в рай. От пребывания там у него остались смутные воспоминания, смазанные долгими периодами искусственного сна. Ему ставили капельницы, зонды, делали уколы, проводили УЗИ. Болезненно терзали плоть, а также пускали электрические импульсы в голову и тело. После этих экспериментов с электрическим током он мог с полным знанием дела рассказать, какую боль чувствует приговоренный к смертной казни на электрическом стуле. Через шесть дней его выставили на улицу с пятью тысячами долларов в кармане. Броуден вернулся в Сан-Франциско с навязчивой идеей подарить детям (не спрашивая разрешения у их матери) два сказочных дня. Это будет его маленькой местью. Местью бывшей жене, которая бросила его, местью себе за то, что на первом месте у него стояли не дети, а работа. Он похитил дочку, а та первым делом сказала ему, что Томми упрятали в сумасшедший дом. Это известие вывело Алана из себя. «Вот сволочи, разлучить Томми и Джесси – это все равно что расщепить атом, результатом может быть только взрыв!» – объяснил он Натану, выхаркивая мокроту. Поскольку терять ему было нечего, Броуден без колебаний похитил и Томми, воспользовавшись телепатическими способностями Джесси. Под руководством сестры аутист без затруднений вышел из клиники.

Алан Броуден, сочтя, что владеет ситуацией, решил не возвращать детей их недостойной матери. Он подумал, что они смогут жить в этом плавучем доме в Сосалито, принадлежавшем когда-то одному из его клиентов, которого разорили налоги. С тех пор бывший хозяин в дом на плашкоуте не заглядывал. До Броудена туда уже самовольно вселился какой-то тип. Пришлось драться, чтобы тот согласился, что тут будет жить кто-то еще. Верней, ночевать, потому что днем Алан возил сына и дочку в зоопарк Сан-Франциско, к бизоньему загону в парке «Золотые Ворота», в океанариум «Морской мир Африки», в рощу секвой в Мьюир Вудз, и они там гуляли. Алан совершенно не думал, что его может арестовать полиция. У него была одно желание: истратить пять тысяч долларов на детей, наверстать упущенное время. Энергии в нем было хоть отбавляй. Он мог долгими часами, не уставая, носить Джесси. Пока по телу не пошли пятна и свищи. Какая-то странная патология, сопровождавшаяся помутнением сознания, ослаблением интеллектуальных способностей, провалами оперативной памяти. Он решил выходить реже. У него стал выступать кровавый пот, и его воспаленное тело начало распухать. Алан понял, что все эти явления связаны с опытами, которые производили над ним на Аляске. Видя, какие метаморфозы произошли с ним, его сосед сбежал. А вскоре в его берлогу заявился Боуман. Броуден рассказал свою историю федеральному агенту, который согласился дать ему спокойно умереть и пообещал доставить детей их матери. После этого Броуден не получал от Клайда никаких известий, а состояние его здоровья серьезно ухудшилось.

– Я нашел наконец врага, с которым нужно бороться, – двух негодяев, пошаливших с моей ДНК, да только поздно.

– Вы очень страдаете?

– Как ни странно, я привык к боли. Как к наркотику. Это дает мне ощущение, что я еще жив.