Отражение сна - Юлия Лялина

Марина привыкла быть сама по себе. И вдруг оказалась в одной упряжке с какой-то младшеклассницей. Более того, эта младшеклассница вертела ею как хотела. И Марина почему-то слушалась – хотя видела свою напарницу-командиршу впервые в жизни.

Анастасия познакомилась с Мариной пару часов назад – зато с Куратором она, похоже, была знакома давно. И это ситуацию не улучшало. Даже ухудшало, если честно: не раз и не два обжёгшись на выкрутасах Куратора, Марина начала инстинктивно ждать от него подвоха, и подозрения распространялись на всё и всех, кто был с ним связан. Но Куратору было проще противостоять: пусть он был опытнее, изворотливее и банально старше по званию, зато не особо старше по возрасту. Да и занимались они одним делом – защитой мира снов. С Куратором Марина чувствовала, что их многое связывает. С Анастасией она чувствовала, что между ними лежит пропасть.

Анастасия была гораздо младше. И неизмеримо профессиональнее: Марина не то что не могла повторить её действия – она не могла их даже понять. Лишь догадываться об их сути.

А вчера Марина и представить себе не могла, что охотиться на кошмаров можно не только во сне, но и наяву. Что кошмары настолько реальны.

Где Анастасия научилась тому, что делала? И когда? Не с младенчества же она осваивала эту науку. Хотя почему нет? У Марины, кажется, сломалась способность удивляться – перегрелась от постоянных нагрузок. Сейчас Марина приняла бы как само собой разумеющееся, что существуют потомственные охотники на кошмаров, которые тренируются с пелёнок. Или что охотники на кошмаров не меняются с возрастом. Или…

– Пришли, – будь Анастасия легавой, она бы сделала стойку. Ноздри носа-пуговки широко раздувались, глаза горели огнём, взгляд был прикован к цели.

Цель выглядела как обычная старая девятиэтажка, с чахлым палисадником и крашеной-перекрашеной железной дверью единственного подъезда. Летом жильцы иногда оставляют такие двери открытыми, подложив камень или что-нибудь типа того, чтобы проветрить коридор и чтобы не возиться с домофоном лишний раз. Но эта конкретная дверь была заперта на кодовый замок.

Анастасия стянула с плеч рюкзак и поставила его прямо на асфальт. Деловито зарылась в один из боковых карманов, ища что-то.

– Вуаля! – в её руке блеснула связка ключей и ещё каких-то металлических штук.

– У тебя есть ключи от этого дома? – недоверчиво уточнила Марина.

– От любого дома, – Анастасия даже не пыталась скрывать самодовольство. – Они универсальные. Значит так, сейчас мы…

Но её прервали. Им не пришлось вламываться в дом – потому что дверь подъезда медленно открылась, и вчерашняя пассажирка вышла на улицу.

Анастасия сориентировалась мгновенно. Взвизгнула молния, рюкзак снова взлетел за спину. Связки универсальных ключей в руках Анастасии уже не было – зато там был старенький кнопочный телефон. Марина даже не успела заметить, когда и откуда девочка его выудила.

Марина предпочла бы следить за пассажиркой издалека – скажем, с крыши, в бинокль. Или вообще через видеокамеру какого-нибудь дрона.

Анастасия предпочла подобраться к пассажирке почти вплотную. Как будто совсем не боялась, что та может их заметить.

Справедливости ради, женщина действительно их вроде не замечала: она шагала как бы на автопилоте, не ища дорогу, а встав на давно знакомые рельсы. Казалось, она могла бы проделать весь путь с закрытыми глазами. Тем более что всё равно не смотрела по сторонам.

На улице многие уходят в себя, выныривая в реальность разве что на светофорах (да и то не всегда). Ноги шагают, а голова тем временем занята размышлениями, фантазиями или просто туманоподобным ничем. Но вот предупреждающе звякает велосипед или самокат – и человек сразу переходит с автопилота на ручное управление, возвращается из витания в облаках.

Эта женщина вряд ли могла вернуться.

Чем дольше Марина смотрела не неё, тем сильнее становилось ощущение, что женщина не отключилась от реальности, а была отключена. Что она не отдыхающий капитан собственного тела, а кукла, которой управляет кто-то другой. И было до тошноты очевидно, кто.

– Она… – Марина судорожно сглотнула. – Она… одержима?

Анастасия презрительно сморщила нос:

– Если предельно упростить для «чайников», то да. Не отвлекайся!

Марина хотела отвлечься. Смотреть на трещины в асфальте, на ярко-жёлтую квасную бочку, как будто прикатившую из далёкого прошлого, на пролетевшего над их головами дрозда-рябинника – эту крылатую трещотку. Смотреть куда угодно – только не на женщину. Не на то, что притворялось женщиной. Не на то, что вело её – и их – неведомо куда.

Походка изменилась. Женщина прошла мимо маленького рынка, где, видимо, привыкла закупаться продуктами, и направилась дальше. Её движения стали меньше походить на человеческие. Её руки больше не качались туда-сюда в такт шагам, а плетьми повисли вдоль тела. Её кожа была бледной, несмотря на разгар лета, и Марина очень боялась увидеть сквозь эту бледность зловещую черноту. Увидеть, как сквозь лицо женщины снова проступает другое лицо, злая и уродливая морда кошмара. Увидеть, как тонкую кожу вспарывают когти и клешни.

Смотреть на женщину было невыносимо. Не смотреть было невозможно. И дело было не только в приказе Анастасии: чудовищное притягивает взгляд почти так же, как прекрасное. Отвращает, отравляет – и не даёт оторваться.

Они смотрели на женщину, как загипнотизированные. Они шли за ней, как привязанные.

– Оно заманивает нас в ловушку! – не выдержала Марина.

– Тш-ш! – шикнула Анастасия. И прибавила, едва разжимая губы: – Знаю.

Голос девочки был всё таким же командирским, взгляд – всё таким же ясным и цепким. На неё гнетущие чары женщины-кошмара не действовали.

Марина отвесила себе мысленную оплеуху и собралась с силами. Если уж маленькая девочка не боится и не теряет самоконтроль, то ей-то, взрослой женщине, тем более нельзя раскисать.

Руки сами собой сжались в кулаки, глаза сощурились. Кошмары не всесильны. С ними получалось справиться раньше – получится и теперь. О том, как принципиально изменилось поле боя, Марина благоразумно не думала.

Цель и преследователи поднялись на мост. Блестевшая внизу железная дорога была границей двух пространств: на одной стороне находился типичный спальный район, на другой – промзона. Или то, что когда-то было полноценной промзоной, а теперь сдавало позиции, съёживалось под натиском новых жилых многоэтажек и торговых центров.

Завод даже издалека выглядел мёртвым. На территорию, которая когда-то принадлежала ему, уже вторглась техника – не строительная, а разрушительная.

Но на подступах к заводу ещё сохранились пережитки прошлого: там было что-то вроде ремонтной мастерской и склада-магазина железобетонных плит, наваленных на огороженной площадке прямо под открытым небом, под квадратными рамками мостового крана, который как раз тянул вверх очередную плиту.