Клерк позорный - Леонид Рудницкий

Коржик вышел из кабинета, наткнувшись плечом на дверной косяк. То, что произошло, было невероятно. Человека, придумавшего столько финансовых схем, ведущего такой обширный бизнес, заклинило на мелочи. «Вот поэтому ты, Толян, и не олигарх, – подумал он, – мелочность мешает. Хотя с твоей энергией ты давно уже мог бы им стать».

Справку для него бухгалтерши составили, а Толян подписал. Коржик прочитал ее внимательно и понял, что это филькина грамота. Она была дана от «Метпрома», где он не числился, и соответствующей записи на этот счет у него в трудовой не было. Случись чего, банк по такой справке легко мог бы обвинить его в подлоге и мошенничестве.

Он скомкал ее и бросил в корзину. Посмотрел в окно. По Тверской, как всегда, текла праздная толпа. Кредит накрылся, идти в банк было незачем. А ему хотелось еще раз увидеть банковских клерков, хоть он их и не любил.

«А вот интересно, – подумал он, – как все могло бы выглядеть, если бы заменить клерков в банке на бомжей?». И фантазия нарисовала ему такую картину.

Грязная и вонючая толпа запрудила утром центральные улицы. Опухшие мужики и такие же тетки с разбитыми харями нетвердой походкой, натыкаясь друг на друга, разбредались по своим офисам. Некоторые, трясясь от утренней прохлады и похмелья, подбирали бычки с тротуара и жадно закуривали. Другие судорожно рылись по карманам в поисках мелочи на пиво и трясли слипшимися космами, полными вшей. Многие надсадно кашляли, и нормальные граждане шарахались от них в сторону.

Иногда исчерпавшие свой жизненный ресурс экземпляры падали на тротуары и тут же помирали. Дворники оттаскивали их за ноги в сторону и накрывали грязной мешковиной. Из-под нее торчали до крайности стоптанные башмаки, порой разного цвета и размера.

День стоял безветренный, и дышать рядом с ними было тяжело.

Коржик зашел в кредитный отдел известного банка. За столом сидел еще молодой засаленный тип с багровым от пьянства лицом. Вонь в кабинете не поддавалась описанию. Коржик надел приготовленную заранее марлевую маску, обильно пропитанную одеколоном. Он знал, куда шел.

Клерк уставился на него мутным бессмысленным взглядом. Коржик не был похож на своего – чисто одет, свеж и не вонял. Он огляделся по сторонам и икнул. Наверное, вспомнил, кто он и где находится. Затем протянул Коржику грязную руку с черными ногтями. Тыльная сторона ладони была почему-то ярко-розовой с синеватыми разводами, и кожа на ней шелушилась. Коржик натянул резиновые кухонные перчатки, в каких жена обычно мыла посуду, и сердечно пожал его руку обеими своими, как давнему знакомому, которого давно не видел. Может, он и был давним знакомым? Не его ли он видел месяц назад между электричками? Тот собирал бутылки в большую клетчатую сумку. А сейчас – вона где! Поднялся человек! Вот что делают энергия и целеустремленность. Да еще если знать английский и получить MBA. Или это был не он?

Они сели. Клерк посмотрел на Коржика умоляющим взглядом, как будто тот должен был о чем-то догадаться, и с трудом выдавил из себя сипящим голосом:

– Вам чего?

Коржик догадался. Он достал из кармана жестянку холодного пива, купленную по пути, и подвинул к нему. Тот схватил ее, ловко сорвал пробку и стал жадно пить. Нет, не пить, а просто лить себе в глотку, даже не глотая. Когда пиво закончилось, он еще некоторое время не закрывал рот, в котором не было половины зубов, ловя последние капли. Потом смял банку и бросил в корзину. Промахнулся. Перевел дыхание.

– Спасибо! – сказал он уже более внятным голосом.

Зашла еще не старая бомжиха-секретарша и принесла с собой волну новой, другой вони. Поставила перед ними чашки с чаем. Клерк с отвращением посмотрел на чай и отодвинул его в сторону, а Коржик к своему даже и не притронулся.

– А еще есть? – спросил он и заговорщицки подмигнул Коржику подбитым глазом.

Коржик достал из другого кармана еще одну банку с пивом. Клерк радостно ухмыльнулся. Эту банку он пил не спеша, делая глотки, как все нормальные люди. Глаза его были полузакрыты. Казалось, что он совсем забыл о Коржике и витает где-то далеко, в краю пивных рек. Временами он принимался что-то искать в голове грязными пальцами, а поймав, давил на столе ногтем и стряхивал на пол. Коржик отодвинулся подальше.

– Не бойся, – успокоил он, перейдя на «ты». – Это вши. Они не опасны.

И после очередного глотка продолжил:

– Ты не поверишь, но лет десять назад прошел слух, что они полезны от болезни Боткина. Все стали их искать. А у кого они были? Только у нас. Так к нам чуть ли не очереди стояли. За пару-тройку вшей в спичечном коробке на две бутылки водки давали. Смех да и только!

Он опять отхлебнул из банки:

– Так ты за чем пожаловал?

«Он уже обращается ко мне как к старому знакомому, – отметил Коржик. – Это хороший знак, шансы увеличиваются».

– Кредит бы взять, – сказал он.

– Кредит? Это денег взаймы, что ли?

– Да.

– И много?

– Тысяч пятнадцать.

– Ого! Рублей?

– Каких, к черту, рублей? – не выдержал Коржик его тупости. – Долларов!

– Долларов! – протянул он и почесал свою вшивую и плохо работающую репу. – А зачем тебе столько?

– Машину купить.

– Иномарку, небось?

– Да!

– Живут же люди, – с завистью сказал он. – Я тут штаны не могу купить, а они – машину. Могут себе позволить.

Коржик промолчал.

– Нет, правда, – продолжал он. – Мне штаны знаешь как нужны! Хоть какие-нибудь.

Он понизил голос почти до шепота и наклонился вперед:

– Я тут это, – он замялся, – ну, как сказать? В общем, обосрался немного позавчера. По пьяни, конечно. Штаны теперь воняют. Неудобно. Женщины же вокруг. Что делать – ума не приложу. Хоть это, на работу не ходи прямо, – он аж вспотел от такой длинной речи.

Коржик ничего не мог ему подсказать, хотя и понимал его проблему. Она все явственнее пробивалась сквозь надушенные слои марлевой маски. А глаза так и вовсе начинали слезиться. Но не от сочувствия, а от вони. Он пожалел, что не захватил с собой очки для плавания, в которых ходят в бассейн. Правильно кто-то сказал, что чужого горя не бывает.

– А жопу помыть не пробовал? – спросил он.

– Где же мне ее помыть? – вопросом на вопрос ответил тот. – Я живу на улице. Там, если ты заметил, душевых нет.

Длинный разговор с похмелья, наверное, утомил кредитного инспектора. Он замолчал, уронил вшивую голову на грудь и стал пускать пузыри.

Он спал. Сон его был, скорее всего, тяжелый. Он вздрагивал и иногда принимался тонко скулить. Порой он издавал нечленораздельное бормотание, в котором угадывался мат и просьба не бить по голове. Он перед кем-то оправдывался. Не перед своим ли начальством на заседании кредитного комитета?