Аргентинец - Петр Заспа

у меня один такой фельдфебель, всё никак не мог смириться, что его заставляют воевать не с солдатами на поле боя, а с подавшимися в партизаны деревенскими лапотниками. Не верил, что они могут хорошо стрелять и ещё лучше — устраивать засады. Поверил, когда попался в одну из них. Мы его потом сняли с дуба, где он висел подвешенный за шею, с обглоданными зверьём ногами.

Вернувшись на берег озера, Фегелейн снова склонился над тушами убитых мулов. Потрогав кожаную сбрую и ремни на боках, на которых крепились ящики с грузом, он задумчиво произнёс:

— Абсолютно целые. Сухие. Ни один не срезан, не порван. Им никто не мешал, не препятствовал, не становился на пути, мулов разгружали не спеша. Но где? — Фегелейн поднял голову в сторону водопада, мысленно выстраивая маршрут. — Они вышли к озеру, спрятали контейнеры и направились обратно. Никто им не помешал где-то здесь вырыть яму, уложить ящики, затем искусно скрыть место. Но как можно упрятать гору вырытого грунта? Нигде нет даже следа лопаты. Неужели всё-таки озеро?

Фегелейн встал и, прикрывая ладонью глаза от слепящего солнца, снова посмотрел на водопад. С этой стороны возвышающегося плато каменная стена не была так высока, как там, где им пришлось спускаться всего два дня назад. Редкие, цеплявшиеся за край обрыва деревья, казалось, были совсем рядом, всего в какой-то сотне метров. Там, наверху, крохотные речушки, петляя между кустами, подбегали к краю обрыва и срывались, питая озеро искрящимися на солнце водопадами. Вглядываясь в воду, Фегелейн ещё раз прошёл вдоль берега и неожиданно произнёс:

— Вилли, выполни просьбу — найди Айземанна и приведи сюда. Здесь одно из двух — я или гений, или полный кретин.

— Что-то заметили? — спросил Клим.

— Нет. Но есть одно соображение, и будет нелишне, если его оценит знаток джунглей. Айземанн с Францем где-то у реки.

Чтобы пройти от берега озера к берегу реки, Климу нужно было пробиться сквозь густую полосу сельвы с деревьями, стоящими стеной, и труднопроходимыми кустами. Он вспомнил, что там, где они сбросили рюкзаки, идти было легче. И заросли реже, и даже что-то похожее на поляну, ещё не завоёванную джунглями. Из двух путей Клим выбрал лёгкий, но длинный. Он вернулся по собственным следам, где они с Удо и Фегелейном впервые вышли к озеру, и, согнувшись, нырнул в проломанный лаз. Раздвигая хлеставшие по лицу ветки, Клим медленно продвигался к поляне, откуда начались поиски. Вспомнив, что где-то рядом так и лежит немец со срезанным лицом, он принял вправо, чтобы обойти это место. Над головой качнулись ветки, и Клим увидел разглядывающую его макаку. Их здесь и впрямь орудовала целая банда. Со всех сторон доносились шорохи, треск прогибающихся под мохнатыми телами веток, впереди разносился визгливый писк — так обезьяны оповещали друг друга об опасности. Подходить близко макаки побаивались и, заметив пробирающегося в кустах человека, с шумом шарахнулись в стороны. Особенно они шумели на поляне, и Клим неожиданно вспомнил, что именно там все оставили рюкзаки с едой и снаряжением. Он представил, что с ними наверняка уже сотворили мохнатые бестии, и в груди пробежал неприятный холодок. Поляну он заметил по светлому пятну в конце зелёного тоннеля и бросился вперёд, пробивая дорогу выставленным на вытянутых руках карабином. Там и впрямь слышалась возня да невнятный, похожий на разговор, шум. Клим с треском вырвался на свет и замер на краю поляны. Над выпотрошенными рюкзаками копошились не серые макаки, а Шмидт и Пёшель. Выворачивая и перекладывая фляги и консервы из чужих рюкзаков в собственные, они негромко переговаривались. Застигнутые врасплох, они замерли и подняли на Клима растерянные лица.

— Вилли? — натянуто улыбнулся Шмидт, сдвинув на затылок пробковый шлем. — Ты один?

— Один, — ответил за него Пёшель и неспешно потянулся за торчавшим за сапогом солдатским «Люггером».

Заметив его движение, Клим вздёрнул карабин, направив его в грудь Пёшелю, и тот тут же замер.

— Вилли, это не то, что ты мог подумать, — попытался разрядить обстановку Шмидт. — Хотя, если ты ещё не потерял разум и тоже видишь, что этот предатель всех нас убьёт, то можешь присоединяться к нам. Айземанн сошёл с ума. А всё потому, что он понимает — золото Бормана не найти. Уж будь уверен, я знаю, что говорю. Айземанна дали мне в помощь, но он пошёл против приказа и делает всё по-своему. Однако Айземанн плохо знает Бормана, а Борман всегда десять раз подумает, прежде чем что-то сделать, и если это касается золота, то он его спрятал куда надёжней, чем кажется Айземанну. Сейчас мы уйдём, а они все так и останутся здесь навечно. Ставлю сто к одному, что эту ночь не переживёт никто. И не нужно думать, что кто-то струсил. Вилли, поверь, это всего лишь небольшой шаг назад, чтобы сделать рывок вперёд, потому что мы обязательно ещё вернёмся. Вилли, сейчас ты можешь упустить свой единственный шанс остаться живым и разбогатеть! Не верь Фегелейну, он подстилка Гитлера, не верь сумасшедшему Айземанну, он чокнутый убийца и предатель, а верь мне, для тебя моё предложение — единственно правильный выход!

Клим медленно переводил ствол то на Пёшеля, то на Шмидта и понимал, что в этом калейдоскопе лиц нет одного важного звена. Не было Ганса. А разговорившийся Шмидт всё артистичней размахивал руками и продолжал агитировать перейти на его сторону.

— За нами сила! — самоуверенно улыбнулся Климу Шмидт, выпустив из рук рюкзак. — Бормана больше нет, а значит, вся власть теперь в руках Мюллера. Вилли, ты ведь неглуп и должен, как флюгер, держать нос по ветру. Хочешь быть сильным, так тянись к сильным! По лицу вижу, что ты уже с нами. А теперь, пожалуйста, положи оружие и помоги мне собрать рюкзак.

Хотя Шмидта с Климом разделяли несколько метров густой, доходящей до колен травы, Шмидт сделал шаг вперёд и протянул руку, словно хотел дотянуться до климова карабина.

— Не будь кретином, давай его мне, и уходим. Времени у нас мало, не ровен час, вернётся эта горилла.

— Стой, где стоишь, — направил ему ствол между глаз Клим. — Где Ганс?

Шмидт задумался, словно собираясь с мыслями, задумчиво прищурился, разглядывая направленный на него карабин, и когда Клим уже подумал, что он так и будет молча кривляться, Шмидт неожиданно произнёс:

— Ты хочешь его видеть? Дурак ты, а мог бы ещё пожить.

Не успел он договорить, как в спину больно воткнулась твёрдая холодная сталь.

— Я здесь, — обдал ухо Климу горячим дыханием Ганс.

— Где ты бродишь? — набросился на него Шмидт. — Этот