Любовница не по карману - Анна Данилова

И вдруг мне стало дурно. Пуля! Пуля из пистолета моего отца.

Она в его голове. Когда я вошел в спальню и увидел труп, он лежал, слегка завалившись на бок, кровь заливала правую сторону головы. Значит, где-то глубоко внутри при вскрытии обнаружат пулю.

Я мысленно вязальным крючком попытался извлечь пулю из головы Федора. От этой картины меня замутило…

Я опустился перед Федором на колени, молясь – пусть окажется, что пуля прошла навылет! Но для проверки мне понадобилось повернуть его голову. Тошнота подступала к горлу, меня всего трясло, я ощущал необычайную слабость, дурноту… Но голову все же повернул, и глаза мои расширились при виде пропитанной кровью левой стороны лыжной шапки с отверстием в центре алого пятна. Навылет! Это было спасение, и мне захотелось громко закричать об этом, обрадовать, успокоить отца.

Но вместо этого я принялся тщательно изучать спальню. Требовалось во что бы то ни стало найти эту пулю.

И я начал искать. Я отошел к двери, пытаясь представить себе всю картину произошедшего. Вот отец входит в комнату, останавливается на пороге спальни с пистолетом в руке. Федор в это время сидит на корточках перед сейфом и выкладывает деньги… Стоп! Ага, вот и черная спортивная сумка, забившаяся под кресло, словно живое существо в ожидании наказания… Ее тоже следует сжечь. И все это мы сделаем в лесу. Может, в другом, не там, где наш дом, но все равно в лесу…

Итак. Он сидел на корточках и вытаскивал деньги… Вот они, пачки денег, часть их рассыпана на полу. Слава богу, кровь до них не дотекла. Она впиталась в ковер, а рулон стоял, прислоненный к косяку балконной двери, и был скрыт занавесками.

Увидев отца, он поднялся на ноги. Выхватил пистолет, прицелился. И отец выстрелил. С близкого расстояния. Пуля оказалась вовсе не дура и, угодив Федору в висок, прошла навылет, повредив мягкие ткани мозгового вещества… Я мысленно проследил ее траекторию, и у меня получилось, что она должна была попасть в узкий старинный шкафчик с книгами и журналами Зои. Книги стояли неплотно, и пуля запросто могла пролететь между ними… Я принялся вынимать пачки женских и детективных романов и укладывать их на кровать. И вот когда я, сняв почти целый ряд книг, увидел на задней стенке шкафчика небольшую вмятину, сердце мое запрыгало от радости: в темном углу полки (тускло мерцая золотом свободы!) лежала пуля. Я схватил ее и сунул в карман. Ну вот, собственно, и все. Оставалось только упаковать тело. В ковер – нет, не получится. Ковер большой, тяжелый, проблемный. Я сорвал с кровати покрывало, плотное, стеганое, розовое в цветочек. Расстелил его на полу. Затем перекатил на него тело и завернул в рулон. Вспомнил, что оставил проволоку в кухне. Вернулся, увидел, что мой отец целует Зою. Возможно, эта история его возбудила, или, наоборот, таким образом он пытался успокоить жену.

Увидев меня, они отпрянули друг от друга.

Я молча взял моток проволоки, вернулся в спальню и принялся обматывать проволокой бело-розовый рулон. Теперь мне было почему-то все равно, смотрит на меня кто-нибудь или нет. Думаю, потому, что уже не было риска сдвинуть шапку с головы Федора. Теперь уже никто никогда не узнает, кого именно мы собираемся закопать в лесу…

– Все, готово! – сказал я, вернувшись в кухню. – Пулю я нашел, она, к счастью, прошла навылет. Из карманов я тоже все вынул.

– Гриша, хочешь еще выпить? – спросила заботливая Зоя. – Ты как, мой хороший, в порядке?

– Зоя, в каком порядке, о каком порядке ты вообще говоришь?! – раздраженно ответил отец, до него только что дошло, что ему предстоит. – Алик, ты сядешь за руль, я выпил.

– Хорошо. Я так я.

– Можно, я тоже с вами поеду? Мне страшно здесь оставаться одной… – прошептала Зоя.

– Зоя, тебе надо вымыть пол. Ты что, забыла? – напомнил я ей.

– А ковер? Ковер? – Она растерянно осмотрелась.

– Ковер мы увезем. Да, его тоже надо увезти. Может, другим рейсом, – сказал я.

– Нет, ковер повезу я. Это же просто ковер! Это же не труп! – заявила Зоя. – Алик, где он?

Она вошла в спальню и увидела его за занавеской.

– Только помогите мне спустить его вниз и уложить в багажник, – сказала она.

– Хорошо. Так и сделаем. Но увезти ты его сможешь и завтра утром. Нечего тебе кататься по Москве ночью, – строго приказал отец.

Никогда прежде я не слышал от него таких приказных интонаций. Я даже успел заметить в этой адовой ситуации, как приподнялась Зоина бровь – она удивилась. Но промолчала.

Мы с отцом вынесли рулон в прихожую. Затем вышли на площадку, прислушались. Было очень тихо.

– Я спущусь, посмотрю, у кого из соседей горят окна… – сказал отец.

Он вернулся и сказал, что весь дом спит.

Благополучно погрузив рулон в лифт, мы спустились, уложили его в багажник подогнанной к подъезду машины, сели и, перекрестясь, медленно выехали со двора…

– Белов пропал еще весной, – сказали Седову в деканате филологического факультета. – Ни заявления не написал, ни позвонил.

Яркая женщина в белой кружевной блузке с жабо, в красном сарафане беззастенчиво подкрашивала губы, разговаривая с Седовым.

– Вы не могли бы назвать фамилии студентов, с кем он был особенно дружен?

– Да он тесно дружил только с Аликом Семеновым, можете у кого угодно спросить. Они вообще были неразлейвода. Но потом, правда, между ними что-то произошло, словно кошка черная пробежала… И эта ссора, по моим наблюдениям, совпала как раз со временем перехода Белова на заочное отделение. Первые три года он старался учиться на очном – знаю, что ему было трудно, но он пытался совмещать лекции с каким-то приработком, в сущности, у нас так многие поступают… А потом, вероятно, он нашел более или менее постоянную работу и перешел на заочное. Но и там, я думаю, вам ничего определенного не скажут. Он пропал. Исчез.

– Может, его связывали некие отношения… с какой-нибудь девушкой? – предположил Седов. – Вы не могли бы назвать ее фамилию?

– У него было много девушек. Мила Козырева, Аллочка Ванеева… Поговорите с ними, может, они что-то вам и скажут. Но Федор был не из тех юношей, которые исчезают бесследно. Уверена: он жив-здоров, просто переместился в пространстве, уехал подальше от Москвы. Я даже не удивлюсь, если узнаю, что он женился в каком-нибудь в Нефтеюганске, вот так!

Через некоторое время Игорю Седову удалось собрать кое-какую информацию о погибшем Федоре Белове. Оказывается, он был очень способным, талантливым человеком, писал стихи и даже публиковал их в разного рода изданиях. Кроме того, он хорошо разбирался в компьютерах, умел водить машину (одна из его девушек рассказала, как он учил ее водить машину по ночной Москве). Белов был сиротой, он потерял своих родителей в раннем детстве, его воспитывала бабушка, но она уже умерла. Он жил один, соседи о нем отзывались как о спокойном и очень вежливом, воспитанном молодом человеке. Оргий не устраивал, вел себя прилично. Да и вообще он дома редко показывался – то в университете был, то на работе, то у Алика. Соседи подтвердили факт его дружбы с Аликом Семеновым, сыном известного ученого Григория Яковлевича Семенова.