Аскольдова могила - Михаил Загоскин

До половины разрушенные стены церкви сохранили еще в двух или трех местах остатки каменного свода; над тем местом, где была некогда святая святых, можно было заметить недавние поправки, но все остальные части здания представляли вид совершенного запустения. Узкие, продолговатые окна заглохли травою, а в том месте, где, вероятно, находились паперть и вход в трапезу, вся стена лежала в развалинах. Всеславу показалось, что какие-то люди, как ночные тати, пробираясь украдкою вдоль стен церкви, исчезали один после другого посреди ее развалин; вдруг блеснул внутри их огонек, послышался невнятный шепот, и потом все утихло.

— Ты ли это, Всеслав? — раздался близ его знакомый голос.

Всеслав вздрогнул — перед ним стоял незнакомец.

— Так это ты? — продолжал он. — А я начинал уже сомневаться. Ты шел как будто нехотя и вовсе не походил на человека, который спешит узнать, кто были его родители. Всеслав, меня смущает мысль… что, если ты… Да и дикий зверь привыкает к своей цепи… Быть может, и тебе любо называться рабом Владимира… Скажи, для чего ты шел так медленно и как будто бы колебался — идти ли тебе ко мне или нет?

— Я остановился здесь для того, что заметил людей в этих развалинах.

— Какое тебе до них дело?.. Не опасайся: они не помешают нашей беседе. Пойдем!

Всеслав молча пошел вслед за незнакомым.

— Вот здесь, на этой могиле, ты узнаешь все, — сказал он, подойдя к кургану, — но, прежде чем скажу, кто были твои родители, я должен открыть тебе, кто я. Мой дед был верным слугою и другом одного князя, который вместе с братом своим управлял сильным народом. Сей мужественный и премудрый князь был в то же время и отцом своих подданных. Правда царствовала в судах, наемные войска не угнетали народа, все были счастливы. Когда этот знаменитый государь покрывал Русское море своими судами и бранный крик его бесстрашной дружины раздавался под стенами Византии, младший брат его, во всем ему подобный, правил народом, и народ не замечал отсутствия своего государя. В то же самое время на севере, в Великом Новгороде, царствовал Олег, прадед вашего Владимира. Как плотоядный зверь, он любил упиваться кровью беззащитных народов: не терпел соседей, если они не были его рабами, и мало-помалу покорил все окружные страны. Сей злобный князь ненавидел государя, коему служил мой дед, потому только, что он один не страшился его могущества и силы.

Теперь слушай, Всеслав! Однажды, когда этот добродетельный государь веселился с меньшим братом и сонмом храбрых витязей в княжеских своих чертогах, вдруг входит чужеземный вестник и говорит, что прибыли на ладьях варяжские купцы, посланные из Новгорода в Грецию, и что им приказано от Олега повидаться с обоими братьями и уверить их в дружбе и мирных помыслах великого князя Новгородского. Вот старший брат, которого благородная душа не постигала измены и коварства, возрадовался и, отпустя с честью вестника, сказал своему брату: «Я не страшусь могущества Олега: моя дружина удалая не сробеет его рати многочисленной — скажу одно слово, и храбрые мои витязи заскачут по лесу, как серые волки, рассыпятся стрелами по чистому полю и лягут все костьми, ища себе чести, а своему князю славы. Но я уважаю великие доблести государя земли славянской, дивлюсь его бранным подвигам и ценю дороже злата византийского его дружбу и привет ласковый. Брат, почтим послов Олега — поспешим к ним навстречу!»

И вот оба брата, в сопровождении нескольких витязей, отправились на берег реки, близ которого стояли многочисленные ладьи купцов варяжских; но едва они достигли пристани, как вдруг сокрытые на ладьях воины высыпали на берег и окружили их со всех сторон. Увидев эту гнусную измену, старший брат вскричал: «Нет, вы не посланные от князя новгородского, а подлые разбойники! Храбрый Олег не может быть изменником!» «Ты говоришь правду, — сказал один из чужеземных воинов, — Олег не изменник, а государь твой: он не предает, а наказывает строптивого раба. Гляди: я Олег, а вот, — промолвил он, указывая на стоящего подле него юношу, — вот Игорь, сын Рюриков!» Слова эти были приговором несчастным братьям, и они пали мертвые к стопам этого злодея!.. Ты ужасаешься, трепещешь, Всеслав! — продолжал незнакомый. — Ты хватаешься за рукоятку меча своего!.. Славно, молодец, славно! Итак, кровь в тебе заговорила!.. Всеслав, эти злосчастные князья были Аскольд и Дир, а ты последняя отрасль этого знаменитого рода.

— Что ты говоришь? — вскричал Всеслав. — Кто?.. Я?.. Безвестный сирота?..

— Да, ты! — продолжал незнакомец. — Ты сын Судиславы, родной внуки Аскольдовой!

— Но где же отец мой? Жива ли мать моя?

— Нет, Всеслав, ты не найдешь и места, где покоятся их кости. Отец твой, варяжский витязь, погиб на бранном поле, а мать умерла далеко от своей родины. Но вот здесь, у ног твоих, сокрыт прах неотомщенного и неоплаканного Аскольда. Да, Всеслав, — это могила твоего прадеда!

— Могила моего прадеда! — повторил Всеслав, преклонив колена. Несколько минут продолжалось глубокое, торжественное молчание: незнакомый, сложив крест-накрест руки, стоял с поникнутою головою, а Всеслав… о, Всеслав не постигал сам, что с ним происходило! Бывало, при одной мысли об отце и матери вся кровь кипела и волновалась в его жилах, а теперь, когда он стоял над могилою своего прародителя, когда слышал имена отца своего и матери, сердце его безмолвствовало. Казалось, оно отвергало чувство, которым некогда согревалось, и, как будто бы покрытое ледяною коркою, одеревенело в груди его. Несмотря на уверенность, с которою говорил незнакомый, какое-то невольное сомнение проникло в его душу.

— Но почему ты знаешь, — сказал он, вставая, — что я точно правнук этого злополучного князя?

— Выслушай меня, и ты увидишь, могу ли я сомневаться. Из всех витязей, бывших вместе с Аскольдом и Диром, один дед мой успел пробиться сквозь толпу злодеев, но было уже поздно: как бурный поток хлынули вслед за ним воины новгородские, и, прежде чем войско и народ успели вооружиться, Олег завладел всем городом. Запировала смерть по стогнам великого Киева, и кровь полилась рекою в чертогах княжеских! Презирая тысячу смертей, мой дед успел спасти Брячиславу, одну из меньших дочерей Аскольдовых, и сокрыться вместе с нею в землю Хорватскую. Он поклялся над мечом своим воздать злом за зло, кровью за кровь и успокоить неотомщенные тени князей Аскольда и Дира. Ни ему, ни сыну его не удалось исполнить эту клятву, и отец мой на смертном одре завещал мне это кровавое наследство… Я не стану рассказывать тебе о всех бедствиях дочери Аскольда. Изгнанная из своей родины, преследуемая повсюду убийцами, она не находила во всей земле Русской уголка, где могла бы спокойно преклонить голову свою, и умерла на чужой стороне, в глубокой старости, вдовою одного варяжского витязя, оставив на руках моих своего внука, осиротевшего еще в младенчестве. Этот круглый сирота был ты, Всеслав! Сгорая нетерпением свершить обет, который тяготил мою душу, я отправился вместе с тобою в Киев, и, скрываясь посреди дремучих лесов, его окружающих, выжидал случая свершить кровавую тризну, заповеданную мне отцом и дедом. Однажды… но что рассказывать об этом!.. Святослав остался жив, а я, проклиная свою неудачу и преследуемый его витязями, не успел спастись вместе с тобою, и ты попался в руки врагов твоих. К счастью, они не знали, что найденное ими в дремучем лесу дитя — не сын простого разбойника, а правнук Аскольдов. Вскоре узнал я, что ты жив и воспитываешься в чертогах княгини Ольги. Тут в первый раз мне пришло на мысль дожидаться, пока ты подрастешь, чтоб не только отомстить за смерть твоего прадеда, но, если можно, возвратить тебе законное твое наследие… Когда не стало Святослава, то трое сыновей его разделили меж собой все царство Русское: Ярополк княжил в Киеве, Владимир остался в Новгороде, а Олег владел землею Древлянскою. Желая достигнуть вернее исполнения моих намерений, я записался сначала простым воином в дружину Ярополка, потом, отличенный воеводой его Свенельдом, попал в число приближенных слуг княжеских и вскоре сделался одним из его любимцев. О, как возрадовался дух мой, как взыграло мое сердце, когда Ярополк, подстрекаемый Свенельдом, пошел войною на родного своего брата, Олега. «Режьтесь, злодеи, — думал я, — губите самих себя! И когда останется из вас один, последний из всего ненавистного рода вашего, тогда — да, тогда только наступит час мести, и один удар сотрет навсегда с лица земли это поколение гнусных кровопийц и предателей!» Казалось, сами боги спешили оправдать мои надежды. Война двух братьев была непродолжительна: разбитый наголову Олег погиб близ города Овруча раздавленный в бегстве собственными своими воинами, а Владимир, опасаясь подобной участи, бежал за море к варягам. Два года Ярополк владел всею землею Русскою; два года брат его Владимир жил у варягов, ходил вместе с ними громить земли отдаленного Запада, переплывал обширные моря, изучился всей ратной хитрости этого воинственного народа, и вдруг, предводительствуя многочисленною варяжскою дружиною, явился в Новгород, сменил посадников Ярополковых и велел сказать своему брату: «Вооружайся: иду на тебя!» Но малодушный Ярополк не решился на битву и заперся в Киеве. Когда войска Владимира, разливая повсюду смерть и опустошение, стали приближаться к этому первопрестольному граду, я уверил Олега, что киевляне готовы выдать его руками и все единодушно желают покориться Владимиру: он поверил словам моим и бежал из Киева в Родню — небольшой городок, стоящий при верховьях Днепра. Покинутые своим князем, киевляне поневоле покорились Владимиру, и, чтоб сбылись все мои надежды, мне оставалось только уговорить Ярополка предаться добровольно в руки его брата. Мне известно было беспредельное честолюбие Владимира; я знал, что тот, кто умертвил отца и братьев жены своей Рогнеды, не испугается названия братоубийцы. Когда Ярополк, окруженный врагами, колебался и не знал, на что решиться, один из воевод его, по имени Варяжко, сказал: «Не ходи, государь, к брату: ты погибнешь; оставь на время родину и сбери войско в земле Печенежской». Но я восстал против этого совета, возвеличил великодушие Владимира и обнадежил Ярополка, что брат примет его с распростертыми объятиями. Легковерный князь, убежденный моими словами, отправился со мною в Киев. Я сам ввел его в жилище Владимира; я тот, кто притворил двери терема, в котором дожидался его не брат, но двое наемных убийц. Всеслав, теперь ты знаешь, кто я?..