Метро 2035. Стальной остров - Шамиль Алтамиров
Шрифт:
Интервал:
Дел много, если приглядеться. Но ни одно из них не давало отдыха мыслям или душе. Это Дед с Ашотом или Юркой могли сутками в карты или шахматы резаться. Макара же эти игры не прельщали. Ашот Ервандович, кстати, резьбой по кости начал увлекаться, штуки разные мастерил из моржовых бивней, шахматы он и вырезал. Макар тоже попробовал – резать получалось. Но то, что выходило из-под резца, только на выброс и годилось.
– А-а-бе-ед! – в коридорах мягко послышался звонкий голос тетки Маши.
Макар поспешил на кухню.
Из кухоньки еще на подходе доносилось такое домашнее позвякивание посудой и сытный запах отваренного и заправленного чесноком с солью моржовьего мяса. Все как по команде потянулись за стол из своих комнат. У рукомойника выстроилась очередь.
Рассевшись по своим местам, все накинулись на еду – отсутствием аппетита никто не страдал. Ели молча. За два с лишним десятка лет люди, вынужденные ютиться на маленьком пятачке суши, успели переговорить, облизать, вывернуть наизнанку и разложить по полочкам все имевшиеся темы. Макар уплетал аппетитные остро пахнущие чесноком куски. Настроение, подпорченное усталостью и воспоминаниями, сразу же улучшилось.
– Теть Маш, сегодня вот прям особенно вкусно! – похвалил Макар, а жующие молча мужики, переглянувшись, дружно поддержали, промычав набитыми ртами что-то невразумительное, но наверняка хвалебное.
– Да, Машенька, – исключительно, – прожевав свой кусок, сказал Ашот Ервандович.
А Дед, смачно с причмоком хрустнув зубком чеснока, показал большой палец и добавил:
– Кормилица ты наша.
– Ой, правда? – зарделась Машенька. – Спасибо, мальчики. Приятно, что цените. Но вы ошиблись, это наша Машулька готовила.
– Да?.. – удивленно протянул Макар, отодвигая тарелку.
И тут же словил локтем в бок от Васильева.
– Ну, говорю же – здорово, – прохрипел Дед Василий, вытирая жирные губы.
Близнецы дружно в такт закивали белобрысыми головами. Машка, сидевшая, как всегда, напротив Макара, покраснела и, стрельнув серыми глазами, подложила ему в тарелку еще несколько парящих кусков.
Когда все поели, выпили горячий травник и разошлись, тетя Маша поймала уже уходившего к себе Макара под локоток.
– Макар, я понимаю – сердцу не прикажешь. Но время идет, а ты молодой мужик.
Поняв к чему ведет этот разговор, он попытался вырваться.
– Не перебивай старших! Ну, Макарушка, приглядись к девке, а? Да, стервотина она конечно и тощая как полвесла. Но с лица воду не пить. Мы помрем, ты ж бобылем останешься.
– Да я…
– Я помню сынок. Я не забыла.
Они поняли друг друга без слов. Как и тогда, наползающей полярной ночью, когда Маша караулила горизонт, высматривая норвежский сейнер, забравший ее дочь Аню.
– Пойду я, теть Маш. Мне б выспаться. Завтра баркасом заняться нужно.
Уходя по коридору к своей комнате, он спиной ощущал ее взгляд, но оборачиваться не хотел.
Новый день начался с повседневных забот. Умыться, поесть под томные вздохи Машки, обойти станцию и проверить ограду на предмет новых прорех и следов крупного зверя, проверить силки и, добив еще живого песца колотушкой по башке, содрать шкурку в разделочной под навесом. Шкуру промездровать, слегка посолить на срезе и растянуть под солнышком, чтобы подсохла. Снова поставить силки. Выписать леща Кольке за то, что не натаскал нефти для печки, и проследить, чтоб натаскал, а затем проводить Пашку до выгребной ямы с бидонами дерьма.
Машка все утро ныла, что надо сходить пособирать ягод в глубине острова. Ягоды, к слову, мелкие и кисло-горькие, зато вроде бы содержат много витаминов, а витамины в условиях крайнего Севера штука важная. Спихнув фыркающую, как лемминг, Машку на Семецкого, быстренько свинтить в ангар. Сегодняшний день обещал быть особенным, и Макар собирался посвятить его восстановлению «Енисея».
Дизельное шатунно-поршневое сердце двухзвенного вездехода, давно ставшего металлоломом, следовало установить на катер. Макар, отправивший теплотехника-умельца на съедение тощей дурынде, решил обойтись помощью близнецов, благо для установки уже все было готово – Семецкий выточил муфты, чтобы неродной двигатель можно было соединить с планетарным редуктором, вращавшим гребные винты катера. Оставалось только впендюрить мотор на подготовленные опоры, соединить топливные магистрали и электрику, подключить тяги к рычагам оборотов и завести.
Прогрев двигатель ровера коптилкой, Макар подогнал мотоповозку в ангар под висевший на кран-балке движок и, потихоньку стравливая цепь лебедки, погрузил двигатель в прицеп. Пашка взобрался по лесенке на перекладину кран-балки и отсоединил лебедку, она еще пригодится на катере. Погрузив необходимый инструмент и прихватив близнецов в помощники, Макар отправился к причалу.
Короткий понтонный причал ютился в природной бухточке – сорокаметровом заливе в форме подковы, выдолбленном морозом и океанскими волнами в сплошной хоть и рассыпавшейся скале совсем не далеко от станции, меньше чем в километре. При закладке Треугольника этот причал использовали для швартовки баржи и выгрузки топлива. Теперь же здесь был пришвартован «Енисей». За годы утрамбованную грунтовую дорожку смыло штормовыми волнами, потому подъехать к причалу вплотную не удалось. Макар развернул машину боком к причалу, чтобы не скатилась по склону в море.
Оставшиеся до причала десять метров тащить двигатель весом почти в полтонны было делом гиблым, его бы попросту не удержали. В ход пошли кувалды и толстые штыри, сработанные из полуосей вездехода.
Пашка держал штырь, а Макар со всей дури лупил по нему кувалдой. Подтаявшие на солнце десять сантиметров грунта поддались быстро, но дальше оказался сплошной лед и даже хуже – смерзшаяся земля вперемешку с камнями. На забивку этих свай потратили не меньше часа. Обвязав штыри тросом, Макар закрепил оставшиеся концы за раму ровера.
Лебедка подвывала, стравливая стальной трос, а прицеп, груженый двигателем, постепенно, сантиметр за сантиметром, скатывался со склона к причалу – дальше толкали в шесть рук по гулко гремящим понтонам до самого катера.
– Все, пацанва, привал. Отдыхаем, – Макар перебрался через борт катера и уселся на щит, закрывавший моторный отсек «Енисея».
Он был закрыт, чтобы не черпал воду во время шторма. Пашка достал из-за пазухи сушеную рыбину и стал чистить от шкурки. Усевшись на прицепе, пацаны о чем-то шушукались, Колька, повернувшись вперед, делал вид, что рассекает на нем по ухабам.
«Совсем еще детишки», – усмехнулся про себя Макар. Наблюдая за близнецами, он как-то радовался что ли. Они выросли практически на его руках. Он помнил тот день, когда после шести часов криков Маши, доносившихся из медблока, Ашот вынес и развернул маленький сверток с двумя сморщенными куклами, в крови и каких-то соплях.
Он помнил первые робкие шажки косолапых ног по медвежьей шкуре, того самого медведя, который чуть не схарчил самого Макара. Первым, кстати, пошел чуть коренастый Пашка. Ну а заговорил, верней сказал первое «ма-ар», – суховатый Колька. Он и сейчас будто бы заикался и порой глотал некоторые буквы. Ашот предположил, что это из-за тяжелых родов.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!