Ничего святого - Александр Зорич

– А вы что думаете, контр-адмирал?

– Я полагаю, тойлангов надо как следует проучить. Основываясь на исходном плане вторжения в систему Франгарн.

«Тираннозавры обнажают клыки», – подумал я, погружая руку в карман. Предохранительная мембрана из кольца-катализатора была мною предусмотрительно выломана.

Сочтя мое угрюмое молчание за проявление овладевшей мною апатии, Петр-Василий сделал шаг вперед. Он кричал – яростно и самозабвенно:

– Господа, не делайте ошибки! Это же миллиарды жертв! Только на Земле в крупных городах за первые минуты погибнет восемьсот миллионов человек! Ради чего?!

Роньшин, Пирон и Алонсо ар Овьедо молча переглянулись. Обменялись короткими заговорщическими кивками. Тотчас же в зал для оперативных совещаний хлынули берсальеры.

– Полковник Дурново и бригадный генерал Эффендишах! Вы арестованы по обвинению в измене интересам Сверхчеловечества. Лейтенант, заберите оружие у арестованных.

Нет, господа, так дело не пойдет.

Мой указующий перст прошел сквозь кольцо-детонатор.

Мир взорвался.

На самом деле взорвался я – моя линейная оболочка, одежда и воздух на головой. Вспыхнули и исчезли многие значимые, но, хотелось надеяться, не коренные фрагменты моей личности.

Я утратил вес, осязание, обоняние, слух. Мгновенно забыл, какого я пола. Я напрочь лишился представлений о пище, питье, сексе. Я превратился в свет, и зрение мое, функционирующее не благодаря глазам (их не было у меня), а невесть как, поначалу воспринимало лишь оранжево-алый кольцевой поток, которым был я сам.

Я мерцал на границе обыденного мира и пространства Аль-Фараби.

Я стал ифритом.

Искандер Эффендишах. Кто это?

Семью девять – шестьдесят четыре.

Неверно. Семью девять – шестьдесят три.

Я забыл таблицу умножения, но обнаружил, что могу мгновенно сложить семь девяток, представив числа в виде палочек, а потом пересчитав все палочки. Так, кажется, учат сложению пятилетних детей.

А 17896 умножить на 908?

Будет 16249568.

Таков был первый шаг теста Тикканена, который каждого активанта заставляли выучить наизусть, а потом повторно загоняли в глубь сознания под гипнозом. Тест был предназначен для того, чтобы снизить вероятность полного распада личности активанта. Его рекомендовалось прогнать сразу после перехода в «горячий» режим.

Тест Тикканена выстроен так, чтобы вернуть активанта, стремительно проваливающегося в пучины самосозерцания, к восприятию линейного мира и пробудить по отношению к нему минимальное любопытство. Наиболее универсальными объектами линейного мира Тикканен, как и все математики, считал числа и геометрические фигуры, а потому тест взывал по преимуществу к алгебре и общим формам восприятия пространства.

Кому-то тест помогал, кому-то – нет, но сам факт того, что я о нем помнил, меня обнадежил.

Труднее всего дался предпоследний шаг теста: «Что больше – галактика или сфера радиусом один метр?» Мучительно долго я вспоминал, что такое галактика и что значит «больше».

Может, у меня личность крепкая, а может, тест был и впрямь хорош, но вскоре я вспомнил, кто такой Искандер Эффендишах. Это повлекло за собой целый обвал больших и маленьких открытий. Кто я, где я, зачем я – и так далее.

Через секунду я уже открыл глаза. Выражаясь точнее, я позволил человеческой матрице проявиться и сформировать временное тело с необходимыми атрибутами.

Вероятно, я отсутствовал совсем недолго, а моя активация была достаточно эффектна, чтобы удержать всех в зале если не из страха, то по крайней мере из любопытства.

Я видел все в зловещей красной гамме, но вполне отчетливо.

Берсальеры сгрудились перед членами трибунала, держа «Гочи» на изготовку. Дурново лежал на полу между мной и берсальерами, закрыв голову руками.

Пирон что-то говорил, но слух у меня еще не успел наладиться. Слова я слышал, но смысл от меня ускользал.

Чем адмирал угрожает и к чему призывает, уже не имело ни малейшего значения. Как и соображения других членов трибунала. Поскольку в тот момент я располагал абсолютной властью над их жизнями. Они же, стреляя в меня из «Гочей», добились бы только сильного пожара в замкнутом помещении.

Когда я заговорил, мой голос перекрыл словоизлияния Пирона, как рев водопада – шелест травы.

– На ближайшие несколько суток верховная законодательная и исполнительная власть переходит в руки Временного Правительства. Глава кабинета – Искандер Эффендишах. Министр иностранных дел – Искандер Эффендишах. Военный министр – Искандер Эффендишах. Министр внутренних дел – Искандер Эффендишах. Палач – Искандер Эффендишах. Хранитель печати и подписи главы кабинета – Петр-Василий Дурново. У вас, господа, есть выбор: войти в аппарат правительства на правах пресс-секретарей либо вас вынесут отсюда вперед ногами.

Когда я смотрю на себя в зеркало, мне трудно поверить, что в этом человеке жило и умерло без особых мучений столько личностей. Несколько первых – детей и подростков – я помню совсем плохо, поэтому веду отсчет с двадцати лет.

Искандер-1 был убит ревностью и скончался в собственной постели за семнадцать лет до войны.

Искандер-2 погиб под Свинцовым Солнцем, когда шел среди дымящихся трупов заклятых врагов человечества. Враги называли себя «тойе ландж», что на их языке означало «владетели пространства». То были первые серьезные бои, мы по ошибке взорвали пассажирский поезд и ждали решения командования, добивать ли раненых тойлангов в целях сохранения секретности или бросить все как есть и убираться в горы.

Обезоруженного Искандера-3 замучила Ресту-Влайя на Утесе.

Искандер-4 обнаружен мертвым на ходовом мостике мобил-дока «Бетховен».

Спасая Землю, Искандер-5 надел кольцо-катализатор и был поглощен без остатка пространством Аль-Фараби.

Искандер-6 прожил меньше других – сто семнадцать часов. Он умер в тот миг, когда его тело вернулось в «холодный» режим и, вместо того, чтобы вспыхнуть свечкой, попросило ящик «Клико».

Искандер-7 – подозрительный мутант. Он живет уже четверть века. То ли эта, седьмая, личность утратила остатки чувствительности, то ли все дело в новой работе.

Сегодня утром ко мне заходил гость.

Он стоял на пороге. Совершенно лысый, пронзительно голубоглазый. Лицо его имело цвет сильно загущенного мукой вишневого супа – именно такая краска у мастеров Школы Рейхенау считалась телесной. В прекрасной стране Германии в десятом веке от Рождества Христова.

– Могу я видеть Искандера Эффендишаха?

Его акцент был ужасен настолько, что у меня опускаются руки: я просто не могу его передать.