Уважение к ребенку - Януш Корчак

Дополнение второе

Поэт – это такой человек, который сильно радуется и сильно горюет, легко сердится и крепко любит, который глубоко чувствует, волнуется и сочувствует. И дети такие.

А философ – это такой человек, который глубоко вдумывается и обязательно желает знать, как все есть на самом деле. И опять же дети такие.

Детям трудно самим сказать, что они чувствуют и о чем думают, ведь приходится говорить словами. А еще труднее написать. Но дети – поэты и философы.

Дополнение третье

Это рассказ пятилетнего Виктора. Я его уже два раза печатал, да только в книгах для взрослых. Рассказ этот трудно понять потому, что Виктор спешил и, когда он говорил о том, как солдат убивал собаку Фокса, у него даже слезы выступили на глазах.

Рассказ Виктора был такой:

«Яблоки – я вижу яблоки – маленькие такие – а деревья такие большие – можно лечь и качаться – и был такой песик – и как одно яблоко упадет! – а он лежит и спит – мама пошла – а я хочу сам – и там стул – а песик – какой-то другой песик – и так его укусил – зубы у него острые-преострые – значит, спит он, а он его укусил – песика надо побить за то, что его укусил – а там хозяйка – а у него такие зубы – я забыл, как его звали – Фоксом его звали – и он укусил – кр-р-ровь! – он грыз кость – Фокс, пшол, пшол вон – а он вытаращил глаза и укусил – я бросил ему яблоко – сорвал с дерева и далеко бросил – жесткое такое, а сладкое, как не знай что – а он только понюхал – а потом пришел солдат – бух в песика – бух, такой славный – славный – славный».

А это рассказ девятилетней Стефы:

«Когда мы пришли домой, то там, за забором, где решетка, лежала птичка. Потом Рома хотела ее взять, а я это увидела, и сама захотела взять, и взяла с той решетки. А когда мы взяли, все девочки собрались и смотрели. Потом мы принесли ее сюда. Перышки у нее были такие серенькие и беленькие, клювик в крови и глазки открыты. Мы сделали на дворе такую ямку, завернули птичку в газету и засыпали землей. Может, ее какой мальчишка нарочно убил? Клювик перебитый был, и головка качалась. Рутковская чуть не заплакала. Она, как что увидит, так сразу гладит рукой, и уже совсем было заплакала, да не заплакала, только слезы на глазах выступили».

Такова поэзия юных.

Храм знаний и заботы учебного года. – Возникновение и развитие школы. Прежние идеалы и новые течения. – Мы знаем не все.

В течение многих веков человечество работало над построением храма знаний. Кирпич к кирпичу, этаж к этажу рос он, все более блестящий, совершенный и необъятный. Рост его – дело тысяч жизней, тысяч самых одаренных умов. И человечество не прекращает своих усилий. Каждый новый год приносит достижения, каждое новое поколение дает новых зодчих духа, накапливая новые материалы для работы будущих поколений.

И вот ребенок в школьные годы должен воссоздать этот храм в своей душе, должен впитать в себя его образ, усвоить его, охватить и наполнить собственным «Я».

Ребенок начинает с основ, и неподготовленному уму его предстоит преодолеть столько трудностей – так болезненно рождается мысль, пробуждается жажда света и восторг познавания. Ребенок и не догадывается, какую страшную борьбу вела человеческая душа, как металась мысль слабого человека прежде, чем он взглянул в лучезарный лик хотя бы одной истины.

Он знает только, что путь на площадь, где возвышается храм, тернист.

* * *

Беспощадно суровые требования предъявляют к ребенку те, кто вводит его в этот неизвестный ему, чуждый, навязанный историей и окружением мир знаний. Требуют внимания, сосредоточенности и систематичности.

Как же это чуждо душе ребенка, где живая наблюдательность, подвижность мотылька – закон, принцип, необходимость. От ребенка требуют работы над книгой – а ребенок рвется к природе и жизни; ему велят думать и размышлять – а он хочет смотреть и спрашивать; пригвождают ум его к одному предмету – а ребенок стремится прикоснуться к десяткам.

Разве нельзя воспользоваться особенностями чувств ребенка, разве обучение ребенка, развитие его души должны быть разительным исключением из правила «Все согласно с природой»; разве нельзя из школьного периода убрать горечь, нельзя повернуть ребенка к жизни, позволив ему спрашивать, и постепенно развивать его ум так, чтобы он сам захотел познать корень знаний?

Так поступать можно и должно.

Почему же до сегодняшнего дня этого не делали?

Потому что трудно высечь из прошлого будущее, поступь прогресса неспешная, разумная мысль сто раз должна быть повторена, прежде чем расцветет делом.

Чтобы понять современное состояние школы, надо рассмотреть ее возникновение и развитие.

* * *

Школьная программа была создана в эпоху Возрождения.

Два направления боролись в XVI веке за школьную программу. Открытие Америки обратило умы к изучению земного шара, к познанию материального мира; встреча с литературой Древней Греции и Рима побудила ученых исследовать далекое прошлое.

Если бы эти два направления объединились, образуя единое целое, пищей молодых умов стали бы и мир духа, и мир материи. Что ж, победили те, кто находился во власти чар совершенной литературной формы, утонченного выражения мысли.

Победили стилисты. Задачей школы стало обучение латинскому и греческому языкам, а неумелое преподавание, не подкрепленное знанием детской натуры, привело к тому, что изолированная от природы и жизни молодежь проводила свои лучшие годы за грамматикой и словарем.

Печальным примером приверженца этого направления является Иоганн Штурм[9], известный своим влиянием. Его идеалом было воскрешение языка Цицерона и Овидия, и на совершенствование в искусстве красноречия он предназначил четырнадцать лет.

* * *

В пяти ошибках обвиняет Квик[10]идеал Возрождения: ученый становился выше человека действия; литературе приписывалось более сильное, чем она вообще может иметь, прямое влияние на жизнь; образовательная роль приписывалась исключительно книгам – игнорировалось непосредственное восприятие, наблюдение; не дух, не содержание классиков импонировали стилистам Возрождения, а форма; педагог этой эпохи пренебрегал душой ребенка, считая ее чистой доской, которая приобретает ценность только тогда, когда ее украсят знанием древних языков.