Жестокое и странное - Патрисия Корнуэлл

– Лучше кофе.

– Кофе тебе вреден, – сказала она, выходя из комнаты.

– Черт, – раздраженно пробормотала я, вытащив из пакета книги и стихотворение и обсыпав себе руки и одежду красным флуоресцентным порошком.

Нилз Вэндер, как обычно, все тщательно исследовал, и я совсем забыла о его новом страстном увлечении. Несколько месяцев назад он раздобыл новый источник света и списал лазер на металлолом. От «лума-лайта», который Вэндер, называя произведением искусства, при любом удобном случае принимался с любовью описывать, практически невидимые пушинки и волоски становились огненно-рыжими. Пятна спермы и наркотических веществ загорались, точно вспышки на солнце, и, главное, высвечивались отпечатки пальцев, которые невозможно было увидеть раньше.

Вэндер исследовал найденные у Дженнифер Дейтон книги в мягкой обложке по полной программе. Они были помещены в стеклянный сосуд, где подверглись воздействию паров цианоакрилового эфира, который реагирует на компоненты пота, выделяемого человеческой кожей. Затем Вэндер припорошил блестящие обложки книг красной флуоресцентной пудрой, которая сейчас оказалась на мне. И, наконец, положил книги под холодный синий «лума-лайт» и окрасил страницы пурпурным нингидрином. Я надеялась, что он будет вознагражден за свои старания. В награду же за свои я была вынуждена отправиться в ванную и почиститься влажной губкой.

Пролистывание страниц «Парижской форели» не выдало никаких откровений. Это был роман об убийстве чернокожей девушки, и если это имело какое-то отношение к истории Дженнифер Дейтон, то я так и не смогла понять какое. Другой роман рассказывал о том, как кто-то, видимо, из потусторонней жизни через автора романа общался с нашим миром. Для меня не было ничего удивительного в том, что мисс Дейтон, проявлявшая слабость ко всему трансцендентному, увлекалась подобной литературой. Однако больше всего меня заинтересовало стихотворение.

Оно было напечатано на листе белой бумаги, запачканном пурпурным нингидрином, и лежало в пластиковом пакете:

ДЖЕННИ

От поцелуев частых

Монетка, медный пенни,

Висевшая у Дженни,

Теплела на груди.

Весной ее нашел он,

Гуляя по дорожке

Недалеко от луга,

И Дженни подарил

Без лишних слов о страсти.

Он с нею счастлив был

И верил в талисман,

Хранивший от напасти.

Порос луг куманикой,

Пожухли все цветы.

Ушел он безвозвратно.

И талисман остывший

Покоится на дне

Глубокого пруда

В лесной глуши.

Под стихотворением не стояло ни даты, ни имени автора. Лист был сложен вчетверо, и на бумаге остались сгибы. Я встала и пошла в гостиную, где Люси уже накрыла столик, приготовив кофе и чай, и помешивала угли в камине.

– Ты что, не голодна? – поинтересовалась она.

– Вообще-то голодна, – ответила я, вновь взглянув на стихотворение и недоумевая, что бы оно могло означать. Была ли «Дженни» Дженнифер Дейтон? – А что бы ты сейчас съела?

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но я бы не отказалась от бифштекса. Но только от хорошего, если коров не пичкали химикатами, – сказала Люси. – А ты не могла бы взять служебную машину, чтобы я на этой неделе попользовалась твоей?

– Обычно я не пользуюсь служебной машиной, за исключением тех случаев, когда выезжаю по вызову.

– Вчера вечером ты ездила на место происшествия, хотя тебя, кажется, официально не вызывали. Так что ты постоянно ездишь «по вызову», тетя Кей.

– Ну, ладно, – сказала я. – Почему бы нам не поехать и не отведать лучших бифштексов в городе. Потом заедем ко мне в офис, я пересяду в служебную машину, а ты поведешь мою. На дорогах кое-где еще остался лед. Ты должна пообещать мне, что будешь чрезвычайно осторожна.

– Я еще никогда не видела твоего офиса.

– Если хочешь, я тебе покажу.

– Ни за что. Только не ночью.

– Мертвецы не могут обидеть.

– Могут, – сказала Люси. – Папа обидел меня, когда умер. Он передал меня на воспитание маме.

– Давай одеваться.

– Почему каждый раз, когда речь заходит о нашей никудышной семье, ты переводишь разговор на другую тему?

Я направилась в свою спальню за курткой.

– Хочешь надеть мой черный кожаный жакет?

– Ага – вот ты опять за свое, – закричала она.

Мы спорили всю дорогу до ресторана «Рутс Крис стейк-хаус», и, когда я ставила машину на стоянку, у меня уже началась головная боль, и я окончательно возненавидела себя. Люси удалось вынудить меня повысить голос, а единственным человеком, которому это еще удавалось, кроме нее, была моя мать.

– Ну почему с тобой так сложно? – спросила я у нее шепотом, пока нас провожали до столика.

– Я хочу с тобой поговорить, а ты мне не даешь, – ответила она.

Появившийся тут же официант предложил заказать напитки.

– Дюарз с содой, – сказала я.

Люси заказала газированную воду, заметив, что мне не стоит пить, когда я за рулем.

– Это совсем немного. Впрочем, ты права. Лучше не надо. Ты опять начинаешь придираться. Как можно рассчитывать с кем-то подружиться, если так разговаривать с людьми?

– А я ни с кем и не рассчитываю подружиться. – Она отвела глаза и стала смотреть куда-то в сторону. – Это кто-то рассчитывает, что я подружусь. А может, я и не хочу иметь никаких друзей, потому что большинство людей мне скучны и неинтересны.

Мое сердце заныло от отчаяния.

– Думаю, что ты хочешь иметь друзей больше, чем кто-либо другой, Люси.

– Не сомневаюсь, что ты так думаешь. А еще ты, наверное, думаешь, что мне стоит через пару лет выйти замуж.

– Вовсе нет. Наоборот, я очень надеюсь, что этого не произойдет.

– Когда я сегодня копалась в твоем компьютере, я наткнулась на файл под названием «плоть». Зачем тебе файл с таким названием? – спросила моя племянница.

– Потому что у меня сейчас очень сложный случай.

– Мальчик по имени Эдди Хит? Я прочла про него в файле. Его нашли раздетым, возле мусорного контейнера. Кто-то вырезал у него куски кожи.

– Люси, тебе не следует читать такие вещи, – заметила я, и в этот момент раздался сигнал моего миниатюрного приемничка для вызовов. Я отцепила его от пояса на юбке и взглянула на номер.

– Извини, мне нужно на минуту отойти, – сказала я, выходя из-за стола. Нам уже несли напитки.