Замок тайн - Симона Вилар

– Да я готов поставить золотой нобль против республиканского фартинга… – Он осекся, почувствовав, как все повернулись к нему. Слишком роялистская фраза в устах человека, изображающего пуританина. И тут же, чтобы отвлечь от себя внимание, выпалил – А вы сами, полковник Гаррисон? Где вы были до того, как явились на шум? Вы ведь пришли последним.

– И в самом деле, – подхватила леди Элизабет и с таким хрустом раскусила леденец, словно грызла кости врага. Зубы-то у нее, несмотря на возраст, были отменные.

Стивен спокойно оглядел их.

– Я спал у себя в покое. Я ведь всегда располагаюсь в угловой комнате в конце восточного крыла. И шум там почти не слышен.

– А ведь у вас были не самые лучшие отношения с Патриком Линчем, – вдруг заметил Джулиан. – Вчера мы видели, как вы грубо обошлись с ним во время ужина.

Элизабет Робсарт почти торжествовала.

– Вы и в самом деле не ладили с нашим управляющим. А сейчас с самым благородным видом пытаетесь разведать, кто бы это мог желать его смерти, – язвительно докончила она.

Стивен чувствовал на себе множество взглядов. На него глядели так, словно загнали в ловушку. Только выдержка позволила Стивену сохранять спокойствие.

Обстановку разрядила Ева:

– Что касается меня, то я почивала сном младенца и проснулась, лишь когда меня растолкала Нэнси. Я и не знала, что весь этот переполох произошел из-за неосторожности управляющего, который так испугался призрака, что сорвался с галереи.

Она улыбнулась, мило пожав плечиками. Веселая, очаровательная Ева Робсарт, которую ничуть не расстроила смерть преданного слуги. Она словно не сомневалась в реальности призрака и не отягощала себя подозрениями, что это мог быть кто-то еще. На обычно наблюдательную и пытливую Еву это было не очень-то похоже.

В этот момент вошел слуга Ральф и заявил, что к помощнику шерифа прибыл мировой судья города Уайтбриджа.

Стивен ощутил облегчение, но и оно не могло изгнать той грусти, что поселилась в нем. И вызывала ее неприязнь окружающих, которую он почувствовал столь явственно. Да, его не любили в Сент-Прайори. Он не хотел в этом признаться даже себе, но эта неприязнь его задевала. Он-то ведь любил это место, его тянуло сюда. Возможно, его манили загадки замка, ибо уже прошло то время, когда он несся сюда, как на крыльях, только для того, чтобы встретиться с невестой. Он давно понял, что их отношения с Евой изменились. Она была упоительно страстной любовницей, которую он хотел безумно, и все же его шокировала ее внутренняя свобода от каких-либо ограничений. Его тянуло к Еве, он хотел ею обладать, правда, при условии благословленного небом союза. Иначе его замучила бы совесть. И он бы счел свою невесту распущенной, если бы не привык относиться к ней с уважением. Но еще более Стивен почитал отца Евы. Ему становилось хорошо от мысли, что он породнится со столь выдающимся человеком, взгляды которого ему были близки, а память об их задушевных беседах и откровениях вызывала в нем гордость. Где-то в глубине души он чувствовал, что и Робсарт не одобряет их брака с Евой, но заставлял себя не думать об этом.

Эти мысли владели им, пока он спускался в холл, где его ожидал некий Эзикиэл Батс, неприятный человек, мировой судья Уайтбриджа, рьяный пресвитерианин, с которым у Стивена были натянутые отношения.

Разговор и в самом деле вышел неприятный. Мировой судья был возмущен тем, что Стивен принудил вдову Холдинг уплатить штраф за нарушение спокойствия в городе и изгнал преподобного Захарию Прейзгода.

– Вы воспользовались моим отсутствием и превысили свои полномочия. Это вам с рук не сойдет, у меня есть влиятельные знакомые в парламенте. Дружба с Робсартом вас не спасет.

Почти полчаса он нападал на Стивена, расходясь еще больше от спокойствия последнего. В конце концов Стивену это надоело, и он сказал, что в Сент-Прайори у него еще есть дела, а все остальные вопросы они уладят вечером, когда он прибудет в Уайтбридж.

Стивен вышел в парк и остановился, заставляя себя успокоиться. Оглядевшись, он увидел, что почти дошел до озера. Водная гладь поблескивала сквозь расцвеченную яркими мазками осеннюю листву.

Стоял один из тех удивительно ясных и солнечных дней, благодаря которым многие люди так любят осень. Воздух был теплый и прозрачный, листва пестрела удивительными красками – золотистыми, рыжими, пурпурными. Солнце высоко стояло над раскидистыми кронами деревьев и, пронзая их, высвечивало капли росы на паутинах; они сверкали, будто чистой воды бриллианты. Пахло свежей землей и легким грибным духом, в котором чувствовался почти сладостный привкус осени. А вверху необъятным шатром раскинулось лазурное небо, ослепительное и далекое.

Стивену стало легче. Как бы он ни старался казаться сдержанным, в душе он всегда оставался романтиком. И сейчас, любуясь окружавшей его красотой, он почти расслабился, сбил мальчишеским жестом зависшую на паутине гусеницу, сорвал желтый лист и покрутил его меж пальцами. Со вздохом он заставил себя собраться, вновь стать помощником шерифа и вспомнить, зачем он пришел в парк. Повернувшись, он направился туда, где, как ему указывали ранее, был найдено тело Патрика Линча.

Листва дикого винограда, окутывавшего массивные подпоры галереи, была почти малиновой, а высоко поднимавшиеся над головой столбы колоннады светились в лучах солнца. С трудом верилось, что здесь произошла трагедия. Утром Стивен хотел подняться на этот бог знает зачем сохранившийся переход, но, как оказалось, туда можно было попасть лишь через покои в башне барона Робсарта, и дверь в них оказалась запертой. Как, впрочем, и всегда. А ключи уже забрала Рэйчел. Сейчас Стивен прикинул высоту огромных подпор, отметил относительно низкий парапет наверху галереи, через который так легко упасть. Спрашивается, с чего это управляющему пришла охота бродить там ночью? Он вообще отличался странностями, этот старый слуга Робсартов. Стивен вдруг понял, что совсем не испытывает жалости к погибшему. Да, он не любил Патрика Линча. Более того, едва переносил. После Элизабет Робсарт Линч был вторым, кто так ясно указывал Стивену, что он не пара леди Еве. Что ж, теперь его не стало. Стивену следовало помолиться за упокой его души, но, видимо, он скверный христианин и великодушие не входит в число его добродетелей.

Ему стало не по себе от подобных мыслей. Повернувшись, он пошел к вольеру, где обитали псы Робсарта, все как на подбор огромные и черные. Специально выведенная бароном порода. Стивену не давал покоя вопрос, почему Робсарт завел привычку спускать по ночам своих псов-людоедов? Он ведь в состоянии нанять целый отряд охранников. К чему этот варварский способ? Стивен вдруг вспомнил, что собак кормят перед тем, как спустить. Значит, они не так уж голодны, когда охраняют, а следовательно, и не очень злы. И еще: несмотря на то что тело Патрика Линча пролежало всю ночь и он сам слышал, как выли над ним собаки, они не растерзали его, как перед тем труп Филипа Блада. Или этим зверям непривычно трогать мертвечину и их интересует только охота?

Стивен сделал шаг к клетке. Звери глухо заворчали, потом залились лаем, прыгая на прутья.