Любовь и голуби - Владимир Гуркин

Митя. Я кикимор не понимаю. (Рассердившись.) Убери ее, Надюха, убери!

Надя. Да говори, дядь Митя. Ты, правда, почему тянешь-то?

Шура. Дурак старый, доводит людей до белого каления…

Митя. Василий токо пришел, токо закурил… А я Николая-то не застал и на лесной двинул. Он у вагона стоял.

Шура. Кто? Василий?

Митя. Ну! Бревно с вагона соскользнуло… Кувырк на землю. Да одним концом Ваську по голове… Шибануло вашего отца, Ленька. Все.

Надя. Оой!

Надя кинулась из двери. За ней Ленька, Люда.

Митя. Все. Теперь так и останется.

Шура. Че останется?

Митя. Косоглазия.

Шура. Дак он живой?

Митя. Ты че, дура, каркашь? Конечно, живой. А глаз как у этого… у комика… у артиста: один – сюда, другой – сюда.

Шура. Ты охренел, че ли? Ты зачем Надю до смерти напугал? Ну, даст она тебе… Ох даст…

Митя. Вы че подумали?

Шура. У Нади-то рука покрепше. И не совком, а ломом опояшет пару раз, вот узнаешь тогда, кто про че думал. (Убегает.)

Митя. А вот… Иди ты-ы! (Пытается покосить глазами, сводит указательные пальцы друг с другом.)

Затемнение

Прошло два дня. Надя, помешав варево в чугунке, уносит его в сарай. Захрюкал, зачавкал поросенок. Во двор тихо вошел Митя. Надя вышла из сарая, вытирая о передник руки.

Надя. Че приперся?

Митя молчит.

Уйди с дороги, хрыч старый. Василий из больницы выйдет – я ему расскажу. Че стал посередь двора? Иди давай…

Митя. Прости, Надежда.

Надя. Обрыбишься. Чуть не умерла со страху. Еще ходит! Счас как попру метелкой.

Митя. Не надо.

Надя. Не надо?

Митя. Надь, у тебя бражка есть?

Надя. Есть, да не про твою честь.

Митя. Плохо мне, Надежда.

Надя. Иди проспись – враз полегчает. Или тетю Шуру попроси. Пусть еще разок тебя совком полечит.

Митя. Где она? Ох, как плохо мне… (Сел на крыльцо, обхватил голову руками.) Как жить мне, Надя, как?

Надя. О, о! Совсем задурел. Нечего тут загибаться. Иди да плачься дома. Вы смотрите на него – бедный какой, плохо ему, не допил. Счас пойду расскажу жене, как ты по дворам шляешься, попрошайничаешь.

Митя (кричит). Да нету ее, Санечки моей! Нету! Все! Нету!.. (Плачет.)

Надя. Куда ж она у тебя подевалась?

Митя. Я ей сразу говорил… давай вызову… давай. Зеленая вся. «Нет, говорит, счас отпустит». Потом… Смотрю, уж пятнеть начала. Не послушался ее, побежал… Санечка моя!

Надя. Куда побежал? Ты че?

Митя. Да за «скорой». Меня с ей и повезли. Сижу в покоях, караулю… Потом врач вышел. С час ишо жила. Говорит: «Умерла, дедушко, твоя бабушка».

Надя. Ой!

Митя. Умерла, говорит. (Плачет навзрыд.) Не могу… Дай че-нить попить.

Пауза.

Надя. Дядь Митя… Дядь Митя… Ой! Я же ее позавчерась видела. Ой!

Митя. Ну. А вчера с Филипповыми на картошку хотела ехать. Помочь просили.

Надя. Говорила она мне. (Заплакала.)

Митя. Утром за ней зашли, а ей захудало. Нагнуться, говорит, не могу: сердце че-то колет. Без меня, говорит, езжайте, посажайте… Чуть одыбаю – так на попутке доберусь. А к обеду все хужее и хужее…

Надя. Че ж к нам-то не пришел сразу?

Митя. Да токо счас отошел маленько. Лежал все. Шаг сделаю – и не держусь. Ноги как вата… Вон, все еще дрожат… руки.

Надя с плачем уходит в баню.

Санечка ты моя! Ты че ж наделала? Я как теперича без тебя буду-то?

Вернулась Надя. Она несет бутылку водки, стакан, закуску. Плачет.

Надя. Давай, дядь Митя, выпей. Бедный ты, бедный. Че у нее было-то, сказали хоть?

Митя. Ты, Надюша, не говори мне «бедный», а то сердце заходится, и плачу токо.

Надя. Ну и поплачь, зато не надсадишься. Ой-е-е-ей… (Плача, наливает Мите водку.)

Митя. Инфаркт микарда. Рубец вот такой. С ладошку. (Горько мотнув головой, пьет.)

Надя. Ое-е-ей… Закуси.

Митя. Не, не надо. Завтра привезут. Вообще-то три дня положено держать, а в моргу местов нет.

Надя наливает снова.

Поможете, как че делать-то?

Надя. Ой, поможем, конечно.

Митя пьет, входит Люда.

Людк, теть Шура-то умерла.

Люда. Как?

Надя. Вот так. Вчера дядь Митя повез в больницу – и умерла.

Люда. Да вы что?

Надя. Сердце. Ой-е-е-ей!..

Митя. Инфаркт, Людка, инфаркт. Не старая ведь ишо, пожила б маленько.

Надя. Скоко ей?

Митя. А мне скоко? Шесят восемь? Вот считай. На три года моложе.

Надя. Шесят пять.

Люда. Да вы что?

Входит Ленька, несет транзистор. Митя сам наливает водку, пьет.

Люда (Леньке). Баба Шура умерла.

Ленька. Когда?

Люда. Вчера.

Ленька. Ого, точно, что ли?

Люда. Ты че, дурак?

Митя. Почти сорок лет с ей жили. Всяко было, а жили. Прелесть ты моя, Александра Степановна, ушла от любимого своего мужа. Зачем! Куда? (Плачет.)

Надя. Да ты не надрывай себя, дядь Митя.

Митя. Нет. Выговорюсь. Мне так легче.

Надя. Ой говори, говори.

Митя. Всю жизнь нашу совместную вижу как на ладошке… Вот такой рубец, Ленька. Врач сказал.

Входит Шура с лопатой в руках. Митя ее не замечает.

Что характерно – любили друг дружку. Вот как она меня звала? Знаете? Никто не знает. Я ее – Санюшка, а она меня – Митюнюшка. Я ей: «Санюшка!», а она: «Эй, Митюнюшка!». А голос у ее какой был: скажи, Надь. Как запоет… (Поет.)

За окошком свету мало:

Белый снег валит, валит,

А мне мама, а мне ма…

(Заметил Шуру.)

Пауза.

Шура. Иди-ка сюда. Че это ты про меня как про покойницу?

Митя. Мы это… Сон рассказываю. Приснится же, зараза.

Шура. «Приснится». Лопатой вот как поцелую, и без всякого веления.