Skinова печать - Константин Алов

опустела на треть, Витас соизволил, наконец, поинтересоваться у гостя:

— Ты, в натуре, чего приперся? Стучать все равно не буду. Я за хавчик не продаюсь.

Сыщик небрежно махнул рукой.

— А я и не за этим. Просто привет пришел передать от твоих. У них тут на днях «собор» состоялся. Ты в курсе, что они тебя там приговорили?

— Свистишь, ментяра!

Опер сморщился, как от зубной боли.

— Фу, как грубо! Тебе что, больше не наливать?

Витас потупился.

— Извини, погорячился. Ты… Это правда?..

Крюков хлопнул его по плечу.

— Ладно, проехали. Я сам хотел тебя кое о чем расспросить. В общем, твои дружбаны собрались у холма, потусовались немного. А ваш главный предводитель команчей с такой смешной фамилией — типа Негроедов — зачитал список, среди которого прозвучала и твоя фамилия. Потом они сожгли какой-то мусор и закопали в черном гробике. Что бы это значило?

— Это значит, что я для них больше не существую. Крюков задумался.

— Я думаю, это можно пережить. А санкции посерьезнее не предусматриваются? Расстрел условно или двадцать лет домашнего ареста? Может, вне закона объявят — где поймают, там и замочат? Короче, кого-нибудь уже убили при таких же обстоятельствах?

Витас явно не знал, что сказать.

— Жидоморов говорил, что изменники долго не живут. Из тех, кого приговаривали раньше, я знал двоих. Один через неделю после символической казни с моста упал, другой просто исчез. Сбежал, наверное. Не убили же его…

Судя по выражению лица, Витас как раз считал, что предателя убили.

Сыщик решил ковать железо, пока не остыло. И сблефовал.

— А тебя не удивляет, почему они это сделали? Или ты думаешь, что я возле твоей тачки со взрывчаткой случайно оказался? Правильно думаешь, наколка на тебя пришла.

Витас проглотил комок горя. Кадык его так и заходил ходуном. Он был так подавлен, что даже на «вы» перешел.

— Вы можете сказать, кто меня сдал? — спросил он севшим голосом.

Сыщик выдержал паузу и произнес, как уронил:

— Шварц.

За неимением стен на расстоянии вытянутой руки узник принялся биться лбом о настил спального места. Удары выходили на славу — гулкие и четкие. Как в крупный бубен.

— Козлы! Сами сдали, сами и приговорили! Жидомор, сука! Он же наркотой торгует. А Шварц — оборотень из ментов. Причем — зуб даю! — рыба крупная, а зашаривает под мелкого бригадира. Я сначала сомневался, а теперь сто пудов уверен, что меня подставили.

Витас совсем раскис. Крюков для бодрости накатил ему полный стакан. Тот выпил и вовсе завис. Но после недолгой прострации его словно прорвало. Его речь была сумбурна, но лилась непрерывным потоком.

— Я не знал, что взрывчатку вез. Жидомор, сволочь, сказал, что у Шварца для меня есть работа — тачку перегнать. Я же таксистом работал, Москву как пять пальцев знаю. Шварц сам подвез меня на Окружную, высадил и велел ждать белую «газель». Типа — водила меня знает и сам найдет. Потом укатил. Тут «газель» подрулила. Водилу, который ее пригнал, звали Ибрагимом. Я еще подумал: с какой стати Жидоморов с черными связался? Потом укол — и отключился. Все как в тумане. Помню адрес, куда должен подогнать машину. Какие-то имена слышал — этот Ибрагим звонил какому-то Анвару. Подъехали мы, встали, к нам подкатили Анвар, а с ним двое — Барин, солидный такой мужик, и другой, его Оборотнем называли. Этот тоже мент. Может, из милиции, может, из ФСБ или прокуратуры.

— А может, показалось тебе, что он мент? — засомневался опер.

— Не, когда Барин отошел, Анвар Оборотня полковником назвал. Я только не врубился — звание это или погоняло.

— Слушай, а когда Оборотень-Полковник прибыл, Шварц еще с вами оставался?

— Нет. Он меня как высадил, так сразу и укатил.

Крюков зашевелил извилинами. Алкоголь часто помогал ему находить нестандартные решения и парадоксальные ответы.

— Так, может, это он и есть? — озадаченно протянул сыщик. — Для Анвара этот хмырь — Полковник, для Барина — Оборотень, для вас с Жидоморовым — Шварц. А для меня? Поди, он рядом ходит, а я и не догадываюсь?

Он поднялся на ноги.

— Короче, переночуешь здесь, а завтра я тебя переведу в изолятор при нашем управлении. Постарайся до того времени со шконки не упасть.

Перед тем как покинуть отделение милиции, Крюков задержался возле окошка дежурного. Тот играл в шашки с усатым старшиной.

— Спасибо, начальник, — сказал сыщик. — Значит, завтра я подгоню бумаги на перевод и заберу его.

Дежурный только рукой махнул, а старшина засуетился, вскочил и засеменил по коридору в сторону туалета. Там он достал из кармана трубку мобильника и набрал номер.

— Алло, Анвар? Тут нашим зеком интересуются. Заходил один, забрать грозился. Прямо завтра. Понял, жду.

Но Крюков этого не слышал. На улице шел дождь. Опер медленно добрел по лужам до оставленной «рябухи», забрался в салон и задремал.

Святополк Жидоморов положил трубку. Он побледнел, губы его тряслись от ярости. Сидевший напротив него Шварц даже испугался — как бы вождя «кондрашка» не расшиб.

— Обнаглели! — ревел вождь белугой. — С меня деньги требуют! Да это они мне должны платить!

— Что случилось? — спросил Шварц с тревогой.

— С нас хотят слупить неустойку за сгоревший магазин того черного! Там у него якобы тонна героина хранилась. Нет, надо поднимать всех! Мы им покажем!..

Присутствовавшие тут же Хорст, Игнат и Татьянка, видя истерику вождя, чувствовали себя крайне неуютно.

Шварц подмигнул Хорсту.

— Выйдите на минуту.

Ребята вышли в коридор. Из кабинета Жидоморова слов слышно не было, но отдельные звуки долетали. То всхлипы профессора, то гневные интонации Шварца. Видимо, он помогал вождю взять себя в руки.

Не через минуту и не через десять, а через добрых полчаса Шварц появился в коридоре, где его ждали взволнованные соратники.

— Ну, как он? — Татьянка кивнула на кабинет.

— Принял таблетки и уснул, — ответил Шварц. — У нас проблемы и решать их придется кардинально и в кратчайшие сроки. Татьянка, ты свое дело знаешь. Продолжай работать, но не теряй времени. Докладывай мне или Жидоморову.

«Любопытно, — подумал Хорст, — что это у нее за дело такое, о котором, кроме руководства, никто не знает».

Шварц обратился к Хорсту:

— На тебе изменники. Придется еще раз пройти проверку на арийскую твердость. Я знаю, Витас был твоим другом, и к Ботанику ты хорошо относился. Но решение «собора» не оспаривается и обжалованию не подлежит. Найди предателей, и чем быстрее, тем лучше.

— Игнат, — продолжал Шварц. — Подключай к делу Дыню и неорганизованных скинов. Они нам понадобятся там, где нельзя будет светить наших