Любимый мой - Дэй Леклер

— Я никогда не задумывался над этим, — признался Чэз. — Но донья Изабелла все равно должна уйти.

— Ты хоть представляешь себе, как больно маленькой девочке расставаться с любимым человеком?

Что-то в ее голосе привлекло его внимание.

— Конечно, нет. А ты?

— Да, — спокойно ответила Шейн, но было очевидно, что ей неприятно об этом говорить. — Сарита будет расти среди любящих ее людей. Однако никто и никогда не заменит девочке бабушку.

— Твои неприятные воспоминания как-то связаны с тетей? С той самой тетей, от которой тебя забрал Рейф?

Шейн кивнула:

— Раньше я ни с кем об этом не говорила, даже с братом. Но ради Сариты, ради ее благополучия… я расскажу тебе свою печальную историю.

— Дорогая, если это причиняет тебе боль, то не надо…

Но Шейн уже не слушала его, ее мысли были далеко в прошлом.

— У нас с Рейфом были разные матери. Ты знаешь об этом? Впрочем, не важно… Моя мать и отец погибли, врезавшись на катере в причал. Мне тогда было три года, а Рейфу — шестнадцать. Мы остались одни, мать Рейфа умерла от какой-то болезни еще до того, как познакомились мои родители. И ему пришлось взвалить на свои плечи огромную ответственность: управлять кофейной плантацией, присматривать за мной, распределять семейный бюджет…

— Я ничего не знал… — Чэз нежно обнял Шейн за плечи и посадил на кровать. — И что же случилось потом?

— Он все потерял. Наш дом, деньги… Рейф был в отчаянии: нам нечего было есть.

— И что он сделал?

— Рейф собрал оставшиеся деньги, позвонил сестре моей мамы и попросил ее забрать меня к себе. Тетя Джеки прилетела и забрала меня во Флориду как раз накануне Рождества…

— А как же он?

— Тетя сказала, что Рейф не имеет к ее семье никакого отношения, и отказалась заботиться о нем. С тех пор она даже не произносила его имени и уж, конечно, не говорила о его дальнейшей судьбе.

Чэз никак не мог представить Рейфа — мужественного, волевого человека — беспомощным подростком.

— Она что же, бросила его на произвол судьбы?

Шейн молча кивнула и продолжила свой рассказ:

— Я очень не хотела уезжать. Я была готова жить с Рейфом на улице, лишь бы остаться в Коста-Рике. Но кто станет слушать маленького ребенка!

— И как тебе жилось у нее? — осторожно спросил Чэз, прижимая ее к себе и чувствуя, как она дрожит.

— Тетя Джеки любила рассказывать о том, какой легкомысленной и порочной была моя мать и что она была против ее брака с моим отцом. Первое, что она сделала, когда мы приехали во Флориду, — сожгла мое скудное имущество, в том числе и любимую куклу — подарок Рейфа… — У Шейн задрожали губы и на глазах выступили слезы. — Ты часто спрашивал меня, почему мне так хочется иметь на Рождество елку… Понимаешь, у тети Джеки ее никогда не было… Я росла, как Золушка у злой мачехи…

— А как же Рейф? — спросил Чэз, когда она немного успокоилась. — Он искал тебя?

— Да, и нашел.

— Сколько тебе было тогда лет?

— Двенадцать.

«Девять лет — вечность для маленькой сироты! — подумал Чэз. — Девять лет! Я искал тебя так же долго, Шейн!» Вслух он поинтересовался:

— И тетя Джеки вернула тебя?

— Нет, — Шейн брезгливо поморщилась, как будто испачкалась чем-то мерзким. — Она продала меня ему.

Чэз почувствовал, что всей душой ненавидит эту отвратительную женщину. Он еще крепче прижал к себе Шейн, шепча ласковые слова.

— Нет, Чэз, — остановила она его, — ты меня не так понял. Я рассказала тебе эту историю не для того, чтобы ты меня пожалел!

— Не волнуйся, все хорошо…

— Нет, — Шейн спрятала лицо у него на груди, все плохо! Я знаю, ты не можешь любить меня, но Сарите очень нужна твоя любовь. Она невинный ребенок, не заставляй ее страдать, как страдала я. Девочка нуждается в бабушке. Прошу тебя, Чэз, выполни мою просьбу!

— Не надо, не плачь…

Шейн торопливо вытерла слезы:

— Прости меня, я больше не причиню тебе боли… Дом для Сариты готов — и я ухожу.

Чэзу хотелось кричать, плакать, ругаться на чем свет стоит, но… он не мог, сраженный неожиданным известием: она все же собирается уйти от него!

Чэз удивленно замер в дверях гостиной, увидев, что Пенни беседует с доньей Изабеллой. И не просто беседует, а учит играть в карты!

— Боюсь, вы расстроитесь, увидев мои карты, ухмыляясь, заявил Пенни.

— Я постараюсь держать себя в руках.

— Масть! Вы проиграли!

— Сыграем еще раз, сеньор Пенворси?

— Охотно, сеньора! Только не называйте меня полным именем.

— Как вам угодно, сеньор Пенни.

— Так, уже лучше! — усмехнулся тот, выкладывая карты на стол. — Два туза, два короля.

— Впечатляет, — улыбнулась донья Изабелла. — А у меня четыре дамы. Я выиграла, не так ли?

«Вот уж не думал, что настанет такой день, когда я увижу этих двоих играющими в карты!» — подумал Чэз, ухмыляясь. На этом сюрпризы не закончились. Войдя на кухню, он увидел, как Моджо и Сарита вместе пекут печенье. Они стали неразлучными друзьями с тех пор, как она случайно забежала на кухню. Моджо в тот момент сидел за столом и чистил картошку.

Сарита резко остановилась и, вместо того, чтобы испугаться, с интересом уставилась на его шрамы, потом забралась к нему на колени и стала осторожно складывать очищенный картофель в миску с водой…

Несмотря на то, что все было более чем прекрасно, Чэз страдал: Шейн ушла от него! Он каждую минуту вспоминал о ней, о ее страстном желании нарядить рождественскую елку, о том, как отчаянно она нуждалась в его любви. Чэз ненавидел себя за то, что своим малодушием растянул их страдания на девять долгих лет и не смог своей любовью исправить ошибку, когда они снова встретились. Неожиданно ему пришло в голову одно очень важное решение, и он направился в кабинет. Там он открыл выдвижной ящик письменного стола, достал визитную карточку Рейфа и набрал нужный номер. Раздался гудок.

— Бьюмонт слушает, — раздался знакомый голос.

— Ты сказал, что я могу обратиться к тебе за помощью…

— Макинтайр?

— Угадал. Ты не мог бы сделать мне одолжение?..

Несмотря на зиму, Сан-Франциско встретил Чэза моросящим дождем. Он стоял напротив какого-то музея и ждал появления Рейфа. «Почему он не позвал Шейн к телефону? — размышлял Чэз. — Если он злится на меня, тогда зачем назначил встречу?»

— Рад, Макинтайр, что ты все-таки пришел, раздал знакомый голос.

Чэз обернулся: Рейф. Они обменялись крепким рукопожатием.