Герои умирают - Мэтью Стовер

Когда Коллберг взял дело в свои руки, Студия была на грани распада, этакое ископаемое, пустышка, тихое болото, куда, следуя принципу Питера, отправляли на покой посредственностей. Услышав о новом назначении Коллберга, другие администраторы качали головами и мрачно рассуждали о многообещающем молодом человеке, роющем себе могилу.

Впрочем, это продолжалось недолго.

Сан-Франциско стал драгоценностью в короне всей системы Студий. Крупнейшая и наиболее престижная из всех, тамошняя Студия ежегодно получала пятьдесят миллионов марок только от тех, кто стоял в очереди, чтобы подписаться на Приключения звезд из первой десятки.

А разговор о первой десятке звезд Сан-Франциско – да что там, о первой десятке звезд всех времен и народов! – неизбежно начинает вертеться вокруг Кейна.

Можно сколько угодно вспоминать о Берчарте, Стори, Жай-ен и Мкембе, можно перебирать любые другие имена – Кейн всегда будет только один. Ни до, ни после него не было и не будет подражателей; никто не осмелится копировать его. Существовало немало противоречивых теорий о закономерности столь продолжительной славы Кейна – ее причинами объявляли и его красноречие, и любопытную комбинацию жестокости и страсти, и причудливые повороты его популярности. Коллберг знал, что все это не более чем притягивание за уши различных фактов.

Одним словом, ерунда.

На самом деле непреходящая слава Кейна на рынках прямого подключения и записи зиждилась исключительно на двух вещах. Первой из них была его беспредельная жестокость.

Одно дело швырять в противника заклинания и чувствовать, как твое тело пронзает магическая сила, А рубящий удар мечом, вонзающимся в плоть, – это нечто более интимное и животное. Но даже это не может сравниться с почти эротическим ощущением ломающейся под голыми руками кости, удара плоти о плоть и исступленного вдохновения, когда противник слабо вздыхает, чувствуя свое поражение, когда его лицо обмякает, а в ваших глазах он видит смерть. Фаны Кейна живут такой схваткой, и их кумир бросается в бой с самозабвением ныряльщика со скалы: он готов ринуться в космос, он рискует жизнью или смертью ради возбуждения.

А вторым источником славы Кейна был сам Коллберг.

Он создал Кейна, лично следил за его карьерой с тем вниманием, с каким иные следят за своими детьми. Кейн отправлялся в любую точку Поднебесья, где происходили события, обещавшие нечто захватывающее. Коллберг посылал его даже туда, где уже работали другие актеры – даже если в этом случае Кейн врывался в их собственные Приключения и перехватывал ведущую роль. Коллберга немало критиковали за такой фаворитизм, за. стремление угодить публике, за нарушение прав других актеров и за снижение их профессиональной ценности.

На эти обвинения Коллберг отвечал одним-единственным жестом: пухлый палец указывал на таблицу итогов Студии. Даже самые мелкие актеры при этом переставали жаловаться: в конце концов, возможность неожиданного появления Кейна в их Приключении заметно повышала стоимость подписки на Приключения любого сан-францисского актера.

Но Кейн осмелился противопоставить себя Коллбергу, бросить ему открытый вызов, угрожать ему – этого нельзя спускать. Майклсон не может даже считаться профессионалом! Вообще же потакание прихотям актеров зашло слишком далеко. Профессионалы, ха! Если б не их работа, актеры могли бы стать самое большее ремесленниками, потому что их существование фактически заключается в обмене их работы на деньги. Настоящий профессионал – это член элитного общества с собственным этическим кодексом; настоящий профессионал отвечает за результаты своей работы.

Коллберг угрюмо усмехнулся. Было бы забавно заставить Кейна отвечать за свои поступки, чтобы он пожалел о содеянном. Однако об этом было приятно помечтать – но не более того. Кейн представлял слишком большую ценность.

Но ведь это не Кейн угрожал Коллбергу. Угроза исходила от Майклсона. Кейн принес Студии богатство, Кейн был величайшим успехом Коллберга.

А вот способ наказать Майклсона у Коллберга найдется.

3

Хэри закончил разминку серией ударов с поворотом. Он метил в топографическую мишень размером с голову, двигавшуюся в электростатическом тумане вдоль стены спортивного зала. Повороты в обе стороны, блокирующие удары, боковые удары, полуоборот. Хэри вертелся до тех пор, пока с волос не начал стекать пот.

Он потряс головой и сделал для себя заметку – быть поосторожнее с движениями влево: капризы погоды стянули старый шрам от меча на правом бедре, из-за чего он успевал нанести по пляшущей мишени всего три удара из пяти. Это совсем не понравилось Хэри – он уже не мальчик, а опыт заменяет быстроту только до определенного предела,

Минуя душ, он направился к экрану. Он вытирал пот и одновременно разговаривал с адвокатом, заверявшим, что все его дела в порядке. Ежегодные выплаты за содержание отца не должны быть отменены ни в коем случае, Хэри это подчеркнул и, успокоившись, разорвал связь. Больше ему не с кем было разговаривать.

Он набросил на плечи полотенце и направился к стенному шкафу. Лимузин Студии будет минут через пятнадцать.

Настало время превращаться в Кейна.

Гримерная, расположенная в фундаменте Эбби, потребляла такое количество энергии, что его хватило бы для освещения небольшого городка. Она поддерживала поле Поднебесья, благодаря чему Хэри мог хранить в ней одежду и оружие Кейна. Таким образом, ему не приходилось переодеваться в гримерной Студии вместе с актерами помельче.

Гримерная размерами была с обычный погреб и вдвое больше, чем требовалось Хэри.

Когда открылась дверь, ему в который раз бросилась в глаза пустующая левая половина помещения. Не так давно он вынашивал мазохистскую идею купить дубликат одежды Пэллес, чтобы хоть чем-то заполнить эту зияющую пустоту. Грустные мечты отчаявшегося человека – сам он никогда не вешал туда свою одежду. Точно так же он и спал – на одном краю огромной двухспальной кровати.

Хэри вытащил свое обмундирование.

Черная кожаная куртка потерлась и выцвела – белые пятна соли от застарелого пота окружали проймы рукавов, в этих местах сыромятная кожа вытянулась и затвердела. Хэри бросил куртку на безупречно чистую кушетку – вслед за мягкими черными штанами с грубо заштопанными дырами и порезами; суровая коричневая нитка штопки казалась пятнами крови. На пол Хэри поставил пару мягких ботинок высотой со спортивные тапочки из совершенно другого мира.

Он разделся и встал у зеркала, висевшего на дверце шкафа. Мощные мускулы на груди, подтянутый живот, бугры мышц на бедрах и руках – все это казалось высеченным из камня. Хэри слегка повернулся и сузил глаза, критически рассматривая небольшое утолщение на животе. Может быть, в сорок лет это неизбежно – а может, он просто обленился. В его неудовольствии не было тщеславия – просто четыре-пять фунтов лишнего веса могли на долю секунды замедлить его движения в ситуации между жизнью и смертью.

Хэри был сложен как боксер среднего веса, хотя его рост несколько превышал обычное соотношение. Его кожа представляла собой многообразие перекрещивающихся шрамов, по которым можно было проследить все ступени его карьеры. Вот круглый сморщенный след от арбалетной стрелы, которая настигла его в Серено; вот ромбовидный шрам от меча, пронзившего его у спальни Тоа-Фелатона. Чуть повыше, на ключице, виднелся зазубренный след удара топором, когда его чуть не обезглавил Гулар Вольный Молот. На боку пролегли параллельные шрамы, оставленные пумой из кошачьего рва в Кириш-Наре. Кейн мог рассказать историю каждого большого шрама и большинства мелких, сейчас он дотрагивался до них, вспоминая связанные с ними опасности и напоминая себе, кто он такой.