Разобранные - Нил Шустерман

– Да ничего, – говорит Хайден. – Страшные истории рассказываем.

Роланд рассержен. Очевидно, он раздражен тем, что его не позвали.

– Ладно. Идите спать, – говорит он. – Поздно уже.

Он удаляется к себе, но Коннор уверен, что просто так теперь здоровяк не уснет – будет подслушивать, думая, что они обсуждают его.

– Слушай, а этот Хэмфри Данфи, – спрашивает Маи, – это же вымышленный персонаж, правда?

Коннор решает оставить свое мнение при себе.

– Я был знаком с парнем, который утверждал, что ему пересадили печень Данфи. Однажды он исчез, и никто его больше не видел. Все решили, что его отправили на разборку, но… может, за ним пришли родители Данфи.

Сказав это, Хайден задул свечу, оставив всех в темноте.

* * *

На третий день Соня позвала всех наверх, но не сразу, а по очереди – в том порядке, в каком они появились в подвале.

– Сначала воришка, – сказала она, указывая на Роланда. Вероятно, она догадалась об украденном плейере.

– Как вы думаете, что нужно от нас Драконихе? – спрашивает Хайден, когда крышка люка закрывается.

– Она хочет твоей крови, – говорит Маи. – Хочет поколотить тебя палкой. Как-то так.

– Не называйте ее Драконихой, – просит Риса. – Она вам жизнь спасла, могли бы поуважительней о человеке говорить.

– Подержишь Диди? – спрашивает она, поворачиваясь к Коннору. – У меня руки устали.

Коннор забирает у нее малышку, на этот раз он уже не боится сделать что-нибудь не так. Маи смотрит на него с интересом. Наверное, Хайден сказал ей, что это не их ребенок.

Роланд возвращается через полчаса и ничего не рассказывает о том, что происходило наверху. Так же ведет себя и Маи, когда ее аудиенция у Сони окончена. Хайден пропадает надолго. Когда он наконец возвращается, он держит рот на замке, что для него нехарактерно. Коннора это тревожит.

Настает очередь Коннора идти наверх. Поднявшись по лестнице, он понимает, что на дворе ночь – за окнами темно. Аудиенция проходит в задней комнате. Соня садится и предлагает Коннору присесть напротив – в шаткое трясущееся старинное кресло.

– Завтра ты отсюда уедешь, – говорит она.

– Куда?

Соня делает вид, что не слышала вопроса. Рядом с ней стоит старая конторка. Старушка открывает ящик и долго в нем шарит.

– Надеюсь, ты хотя бы наполовину грамотный, – говорит она.

– А что? Вы хотите дать мне что-то прочесть?

– Нет, читать не нужно, – отвечает Соня, доставая из ящика несколько листов бумаги. – Я хочу, чтобы ты кое-что написал.

– Что? Завещание? Последнюю волю?

– Завещание пишут, когда есть что оставить, а у тебя что есть? Я хочу, чтобы ты написал письмо, – говорит старушка, передавая Коннору бумагу, ручку и конверт.

– Напиши письмо человеку, которого ты любишь больше всего. Хочешь – короткое, хочешь – длинное. Мне все равно. Просто напиши все, что всегда ему хотел сказать, но так и не решился. Понимаешь?

– А что, если я никого не люблю?

Соня смотрит на него, поджав губы и качая головой.

– Вы, ребята-на-разборку, все одинаковые. Думаете, что раз вас никто не любит, так и вы никого не любите. Ладно, если ты и вправду никого не любишь, напиши тому, с кем хотел бы объясниться. Изложи все, что накопилось, чтобы не держать в себе. Когда закончишь, положи письмо в конверт и запечатай. Я читать не буду, не волнуйся.

– А что будет с письмом? Вы его по почте пошлете?

– Ты напиши и не задавай лишних вопросов, – говорит старушка, ставя на конторку рядом с бумагой и конвертом небольшой колокольчик. – Время есть, не торопись. Когда закончишь, позвони.

Не говоря больше ни слова, Соня выходит из комнаты, оставив Коннора в одиночестве.

Предложение старушки озадачило и даже немного испугало его. Есть такие области души, в которые он и сам не хотел бы забираться. Сначала он решает написать Ариане. Это проще всего. В конце концов, она была ему небезразлична. Никогда ни с какой другой девушкой он не был так близок. За исключением Рисы, конечно. Но Риса не в счет. То, что происходит между ним и Рисой, отношениями не назовешь. Они похожи на двух утопающих, держащихся за одну и ту же соломинку.

Написав три строчки, Коннор комкает лист – писать Ариане бессмысленно. Как бы он ни пытался отрицать очевидное, но он хочет написать родителям.

Взяв чистый лист, он начинает новое письмо. «Дорогие папа и мама…» – пишет Коннор и надолго останавливается.

Только через пять минут ему удается придумать вторую строчку, но, преодолев этот барьер, Коннор неожиданно чувствует, что его как будто прорвало. Он лихорадочно пишет и удивляется тому, в какие неожиданные дебри забирается мысль. Сначала он изливает на родителей накопившийся гнев. Ему давно хотелось это сделать. Да как вы могли? Зачем вы это сделали? Что же вы за люди, что поступаете так с собственным ребенком? Но к третьей странице злость проходит. Коннор вспоминает все хорошее, что было в их совместной жизни. Сначала он хочет, чтобы родителям было больно от воспоминаний, чтобы они поняли, с чем им пришлось расстаться после того, как разрешение на разборку было подписано. Но постепенно, продолжая писать, он понимает, что делает это ради того, чтобы самому вспомнить все, что было хорошего в прежней жизни, чтобы оставить список этих воспоминаний, на случай если он погибнет…

Начав письмо, он уже знал, как его закончит. Я ненавижу вас за то, что вы сделали, хотел написать Коннор, и никогда не прощу вас за это. Но на последней, десятой странице он неожиданно пишет: «Я люблю вас. Ваш бывший сын. Коннор».

Подписываясь, мальчик чувствует, что вот-вот расплачется. Ему кажется, что слезы собрались не в глазах, а где-то глубоко, в желудке, или еще глубже. Все начинает болеть – легкие, живот, голова. Слезы наконец наполняют глаза. Мальчик испытывает такую боль, что в какой-то момент ему кажется – он сейчас упадет и умрет на месте. Но время проходит, а он не умирает, и буря, найдя разрядку в слезах, постепенно стихает.

На Коннора наваливается ужасная усталость. Он не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Наверное, придется взять у Сони палку, думает он, иначе мне просто не встать.

Слезы, капавшие на страницу, впитались, и в тех местах, где они падали, остались небольшие кратеры, но чернила не смазались. Коннор складывает письмо пополам и кладет в конверт, запечатывает и пишет адрес. Закончив, он несколько минут ждет, прислушиваясь к ощущениям, но буря утихла и уже не возродится. Убедившись в этом, он берет со стола колокольчик.

Не проходит и секунды, как появляется Соня. Она, должно быть, все это время ждала за прикрывающей дверной проем занавеской. Коннор думает, что она, возможно, слышала, как он всхлипывал, но Соня ничего об этом не говорит. Она берет письмо, взвешивает его в руке и одобрительно смотрит на Коннора, подняв брови.