Наш человек в Киеве - Евгений Львович Зубарев

class="p1">– Не бойтесь, я ничего не скажу вашей жене про этот ваш прокол.

– Моя жена не запрещает мне пить водку, – с вызовом заметил я ей.

– Я тоже вообще ничего не запрещаю, – легко отозвалась она, кокетливо поправив себе причёску. – Я вообще за всеобщее согласие и мир во всём мире.

Я опять некоторое время смотрел на неё молча, осторожно подбирая очередную тему разговора. Ей-богу, я её уже боялся – брякнешь что-нибудь, и опять невпопад, потому что она знает, как на самом деле.

– Да не волнуйтесь вы так, вовсе я за вами не слежу. Просто Киев очень маленький город, вы должны это учитывать в вашей сложной многопрофильной работе с разнообразными клиентами.

Она бросила взгляд на мой пакет с камерой и добавила:

– Кстати, у здания киевской администрации сейчас будут митинговать ларёчники, которых местные власти выносят вперёд ногами с Владимирского рынка. Без материальных компенсаций и предоставления других рабочих мест.

– Серьёзно?

– Да, там всё серьёзно. Народу, кстати, очень много собирается идти. Все ждут, что Кличко к ним выйдет, решит проблему.

– А он не решит?

– Да ведь он уже всё порешал с девелоперами, я же говорила. Земля уже продана инвесторам, это точно известно, я бумаги видела, так что митинги никак не помогут.

– Ну, тогда я пошёл. А что насчёт ресторана? Где и когда?

– Давайте здесь встретимся часов в шесть, а дальше я покажу.

– Договорились.

Она встала первой и быстро ушла, а я некоторое время смотрел ей вслед и думал о всяком разном. Потом вытряхнул из головы лишние мысли и отправился снимать митинг ларёчников.

Заунывные крики «Кличко – выйди до людей!» помогли мне сориентироваться – протестная акция проходила напротив здания Киевской городской государственной администрации, на широком тротуаре Крещатика. Ларёчников собралось немного, человек пятьдесят, но это были очень активные граждане. Женщины, как обычно, вели себя смелее мужчин. Они яростно выкрикивали проклятья условному Кличко, обратившись усталыми лицами к пыльным окнам ненавистной мэрии. Мужчины молча курили, стоя небольшими группами рядом.

Едва я достал камеру, ко мне повернулись сразу несколько продавщиц.

– Дайте я скажу! – в мою камеру начала говорить женщина средних лет в скромном китайском пуховике, вязаной шапочке и с пацифистским значком на этой самой шапочке.

– На нас давят анонимы, сочиняют кляузы. Давят государственные службы, причём уже проиграны суды с ними, всё – нам конец. А земля интересна застройщикам – ведь площадка в центре города. Я двадцать два года работаю на этом рынке, и всё это время власть его колбасит. Мы пришли, чтобы город нас услышал, чтоб землю не продали. Нас полторы тысячи человек. В такое тяжёлое время для страны потерять работу – это просто невозможно представить.

Она говорила с видимым надрывом, иногда пряча лицо от камеры, но, в конце концов, не удержалась и расплакалась прямо перед объективом. Я опустил камеру, но её сразу как прорвало.

– Они там, наверху, знают, что никаких революций в Киеве больше не будет. Вон, на Майдане люди снова стоят, но власть их не боится. И нас не боятся, потому что за нами нет американцев или спортсменов с арматурой. За нами никого нет, кроме наших деток. Поэтому нас можно кинуть. А ведь мы раньше с рынка продукты тоннами отправляли на оба Майдана! Кличко на наших харчах пришёл к власти. И вот как он нам отплатил, скотина…

Она, наконец, отошла от меня в сторону и принялась там аккуратно промокать мокрое лицо платочком.

Тем временем на ступенях мэрии появились мужчины в хороших пальто. Они начали по очереди представляться и высказываться, я едва успевал записывать. «Украинское объединение патриотов – УКРОП», «Объединение „Самопомощь“», Всеукраинское объединение «Батькивщина», Всеукраинское объединение «Свобода», «Демократический альянс», «Гражданская позиция», «Республика», «Сила людей», «Национальная демократическая партия Украины».

–Люди, которые сейчас сидят в КГА[5], они думают, что они небожители. Мы хотим им напомнить, что два года назад в этом здании сидели люди, которые тоже думали, что они пришли навеки грабить нас и устанавливать свою власть. Нынешние тоже врут и воруют, они тоже дождутся революции, – энергично прокричал в микрофон один из спикеров, и его поддержали нестройными криками: «Смерть ворогам!»

Эта сцена показалась мне жалкой и смешной. Усталые рабочие люди стояли под серым мартовским небом, глядя на монументальное здание мэрии и выкрикивая снизу вверх свои жалкие, неубедительные проклятья.

Кто же знал, что уже через пару недель я увижу на этом месте классический украинский погром: до смерти напуганных чиновников, забитых до обездвиживания охранников и торжество отмороженных чубатых молодчиков.

Глава 13

– Игорь Петрашевич? А пройдёмте вон туда. Нет-нет, вон туда, с нами, – меня приняли два мордоворота на выходе из пресс-центра с очередного скучнейшего экономического брифинга, где лоснящийся от солидности господин из министерства экономики, поправляя на носу золотые очки, разъяснял журналистам, почему населению следует потуже затянуть пояса.

Я шёл молча, понимая, что рыпаться особо некуда – если это СБУ, выезд из страны для меня будет закрыт. Но ещё хуже, если это нацики – им ведь меня не высылать захочется, а помучить под видео, да и забить потом насмерть.

Мордовороты были вежливы. Они не спеша довели меня до роскошного чёрного лимузина и пригласили в салон. Я попробовал было слегка задержаться снаружи, но вежливость моих сопровождающих тут же закончилась – я получил увесистый толчок в спину и послушно уселся в кресло, сжимая на коленях пакетик с камерой.

Мы тут же поехали, причём мордовороты не стали меня сопровождать. Кроме меня и водителя, в машине никого не оказалось.

Конечно, все двери были блокированы, но можно попытаться вырваться, когда меня привезут и будут открывать дверь. Ещё можно высадить окно и выскочить на светофоре. Я пригляделся к окнам – они были покрыты бронебойной плёнкой. Смешно даже и думать разбить такое стекло голыми руками.

Мы прибыли на место минут через двадцать, из которых десять стояли в пробках. Я опасался закрытого особняка или каких-нибудь гаражей за пределами города, но итогом поездки оказалась довольно оживлённая киевская улица. Больше того, дверь мне распахнул тот самый лоснящийся министерский очкарик, что только что вещал на брифинге.

Я решил, что удирать от него сейчас было бы совсем глупо.

– Пойдёмте, – пригласил он широким жестом, но потом остановился.

– Э-э, камеру оставьте в машине. Вас потом отвезут, куда скажете, не беспокойтесь.

Я положил пакет на кресло, захлопнул дверь и пошёл вслед за чиновником.

Мы прошли роскошный холл пока ещё пустого ресторана, потом поднялись по