Лефина - Елена Рейн

– Будем надеяться, хотя я не сильно в это верю, – заметил я, заезжая в наш дворик. – Все! Мы приехали. Теперь наши действия такие: осматриваем каждый квадрат дома на предмет следов Немезиды и Наташи. И нужно найти вигаров, которые были на охране сегодня. Очень надеюсь, что они не убиты. Потом отправляемся в этот центр, предварительно подтянув туда всю твою спецгруппу и наших вигаров. Чувствую, там будет настоящее представление.

«Святая Жрица, как же мне плохо!» – подумала я, когда проснулась. Голова не то что раскалывалась, она просто разрывалась на части, и единственная помощь – это, наверное, топор. Черт, шутка не очень, если меня похитили и вкололи какую-то гадость.

Надо будет уточнить, что за гадость, а то мстительница только о своем горе думает и об умерших, а у меня тут живые и маленькие, им всякую фигню в уколе противопоказано получать.

А я еще ее жалела… Черт, как же болит голова! Так, нужно взять себя в руки и немного ослабить боль. После недолгих стараний вроде стало лучше, что меня безмерно порадовало. И все-таки два раза за один день Мария принудительно дала мне дозы какого-то снотворного.

Дай бог, вырвемся из этой заварушки живыми, посоветую Сереге ремнем дать по попе своей паре для профилактики, и пусть с малышом постарается побыстрее, чтобы ей жизнь малиной не казалась.

Положила руку на приличный животик и сразу почувствовала ответ то ли ножкой, то ли ручкой, но, в любом случае, дали о себе знать.

Мариша послала сильную эмоцию, только пока я не поняла, что именно. Подумала, что терпение или силу, а может, поддержку. Вдруг увидела тень и резко повернулась к двери, где стояла Мария с подносом, от которого пахло просто обалденно.

– Прости, если разбудила… Подумала, что ты проголодалась, – с улыбкой сказала она.

– Я бы и дома поела, но раз так, то спасибо, не откажусь, – приняла ее поднос и поставила на журнальный столик, стоявший напротив диванчика, на котором я проснулась.

– Что это за место? – спросила у Марии, наворачивая блины со сметаной и запивая чаем.

– Это аквапарк, но уже почти пять лет он не работает, – спокойно ответила девушка.

– Как я понимаю, это сцена для совершения мести?

– Ты права и насчет мести, и по поводу завтрака у себя дома. Прости меня за то, что похитила тебя. Просто у меня не было выхода. Ты все подмечала и задавала правильные вопросы. Но скажу честно: сначала, когда я узнала про тебя, ты для меня была всего лишь приманкой для Пригольского. А потом…

– Подожди! Какой приманкой? Эта скотина хотел убить своих же детей, и меня отдал на растерзание охранников. У него нет ко мне особых чувств, чтобы захотеть заполучить обратно.

– Нет, ты ошибаешься! Ты нужна Пригольскому не из-за детей. Ты пара Вадима Курсанова, а это много значит. Если Пригольский возьмет тебя в обмен на большие деньги мне, как он думает, то сможет шантажом заставить Курсанова вернуть ему все, что тот конфисковал. А еще вырвать обещание никогда себя не трогать. Ты ведь знаешь, как оборотни ценят и уважают обещания и клятвы.

– Это он так думает, а как ты хочешь на самом деле?

– Хочу уничтожить Пригольского и его шестерку, чтобы отплатить им той же монетой, как они поступили с моей семьей и со многими, о ком ты никогда не слышала. Понимаешь, просто все боятся и прячут головы в песок. Все знали про убийство моей семьи, но делали вид, что они ни при чем, это только моя вина и проблема. А в чем моя вина, Наташа? В чем, скажи мне? В том, что одному подонку и убийце захотелось в постель молоденькую красивую девушку? Или в том, что я в ответ на его шантаж и приставания на званом вечере дала пощечину? В чем я виновата, скажи? Я каждый день своей жизни проклинаю… Ведь из-за меня зверски убили мою семью. Понимаешь? На моих глазах они убивали мою семью самыми жестокими способами, которые можно только придумать… – и она разревелась, горько и сильно.

На душе образовался огромный ком бесконечной боли и ужаса всей трагедии.

Я обняла Марию за плечи и начала успокаивать своей силой, но девушка стала вертеть головой и сквозь слезы тихо шептать:

– Они резали моего отца и смеялись… Смеялись, а я была привязана к дереву, во рту кляп, чтобы не портила им удовольствие… Они наносили ему удары и кричали мне, что это моя вина. Каждый удар был за что-то, я помню только: красота, характер, неуважение… Дальше не понимала их… только видела удары. Боже, как было страшно и больно это видеть! А потом моя любимая, самая красивая и нежная мамочка… Как они издевались над ней, над ее попытками защититься от их насилия… и ее просьбами пожалеть дочерей. Потом опять удары… такие ужасные, кровавые… горло… перерезали горло… все в крови… Мне так больно, очень было больно… За что? Скажи мне, пожалуйста, за что? – выла она нечеловеческим голосом.

– Тише, тише… успокойся, милая, – обливаясь слезами, тихо шептала я, как молитву.

– А потом этот ублюдок, охранник, начал издеваться над сестренкой… Господи, как она плакала, умоляла, скулила, а они смеялись. Видя, как я глотаю тряпку у себя во рту от бессильной ярости и слез, начали избивать и резать ее… – она обхватила себя за плечи и начала раскачиваться, пытаясь говорить, но только хватала воздух, издавая бесконечные хрипы.

– Не нужно, Мария, я же вижу и чувствую, как ты… – я старалась говорить тихо, чтобы не разреветься в голос, а слезы текли из глаз, ведь невозможно не представлять, когда чувствуешь все, как она.

– Лена, зови – Лена… Эти подонки насиловали мою маленькую любимую сестренку, которой было только девять лет. Ты понимаешь, девять лет?! Я видела ее глаза… ее стеклянные глаза, полные ужаса и дикой боли. И я ничего не могла сделать! НИЧЕГО! Я только орала в эту вонючую тряпку от боли и бессилия, долбя спиной дерево, но им было смешно. Понимаешь? Смешно! Это представление было для меня, и его заказал Пригольский. А он сам смотрел на это и пил дорогое виски, лапая себя в штанах и кряхтя от удовольствия. Как я их ненавижу, лютой ненавистью! Я хочу их порвать, разодрать на мельчайшие кусочки и снова это делать и делать… А-а-а… – Елена завыла диким голосом, который рвал душу и бил по сердцу.

– Прости меня, прости, что я с тобой так. Я не должна была. Всю ночь думала об этом. Я стала такой же, как они. Монстр. Я стала монстром, который убивает подонков и совершенно не чувствует угрызений совести. Понимаешь? Я стала такой же тварью, как они! – она затихла, сползая с дивана.

Ее стеклянные потухшие глаза смотрели в одну точку. Потом она подняла взгляд на потолок, а после посмотрела на меня.

– Прости меня! Ты можешь идти. Я провожу тебя через десять минут, как успокоюсь. Пригольский уже проверил, что тебя нигде нет, Вадим с Сергеем подняли всех лучших оборотней и вигаров, чтобы найти тебя. Прости за все и иди. Через несколько часов сюда явится Пригольский со своими верными шавками, поэтому уходи. Я хочу побыть одна чуть-чуть. Подожди за дверью, я подойду. Пожалуйста, только ничего не говори про это место Сергею и Вадиму, чтобы моя месть могла свершиться без их правильного сопливого суда, – Елена закрыла глаза, обняв руками колени.