Дорога войны - Валерий Большаков

— Так ты что, — нахмурился Сергий, — за эксептором своим не следишь уже?

— А он спать залег!

— Ага. Ну ладно. И что тебе отсюда видно было?

— Молодой в доме. Окно открыл, на подоконник выставил горшок с геранью.

— Это у них знак такой, — умудренно сказал Эдик.

— Наверное, — согласился Лобанов. — Так, Эдик, готовься. Ты у нас скалолаз вроде? По сигналу лезешь наверх — смотреть и слушать.

— Бу-сде!

Потянулось тягучее время ожидания. Преторианцы заняли свои места и терпеливо сносили муку неподвижности.

Стемнело уже, когда Искандер, прятавшийся вместе с Лобановым, прошептал:

— Идет!

— Кто?

— Комментатор! Только он в тоге. Я его по походке узнал!

С другой стороны улицы дважды шевельнулась ветка дерева — сигнал, поданный Гефестаем.

Местрий Флор подошел к подъезду новенькой инсулы, оглянулся и прошмыгнул в калитку.

Сергий приглушенно свистнул. Из густой тени портика, примыкающего к инсуле, выступил Чанба. Роксолан жестом показал — полезай!

Эдик кивнул, примерился и легко, словно играючи, взобрался по тонкой колонне на плоскую крышу портика. Оттуда, цепляясь за выступы кирпичей, дотягиваясь до широких карнизов, упираясь в пилястры, Чанба добрался до балкона третьего этажа. Большой черной кошкой перемахнув перила, он исчез из поля зрения. Но ненадолго. Очень скоро Эдуардус воздвигся во весь рост и полез вниз.

Мягко спрыгнув с портика, он пересек улицу и доложил Сергию, кривя губы и морща лицо:

— Ну их, они там трахаются!

— Комментатор?

— Ну да! С этим молодчиком. Тот аж повизгивает, тьфу! Короче, облом.

— Всё нормально, — сказал Лобанов. — Сыграли ложную тревогу, зато не пропустили странное поведение объекта. Всё, парни, отбой!

Утром Сергей Лобанов отправился с докладом в принципарий. Было рано, серые сумерки покрывали Сармизегетузу, но служба уже шла вовсю.

Повсюду горели светильни, пламя колыхалось на сквозняке, и тени перебегали по стенам, шатаясь и вздрагивая.

Марций Турбон выглядел утомленным, но упрямая складка по-прежнему лежала меж бровей — наместник был настойчив и опускать руки не собирался.

— Как спалось? — спросил он Сергия ворчливо.

— Да ничего так, — ответил тот.

— А я еще не ложился, — сказал презид, выбираясь из кресла. — Ну, чем помогла слежка?

— Если честно, — ответил Роксолан, — пока ничем. Ничего подозрительного замечено не было.

— Угу. Вот что, Сергий. Завтра с утра бери своих людей и отправляйся в Бендисдаву — это за Апулом, в сторону Тизии.

— Понял. Моя задача?

— Объясню… — Наместник подошел к дверям, выглянул и вернулся. — Я затеял одну тайную операцию, — продолжил он негромко, — хочу точно знать, кто изменник. Во-от. Завтра я устрою так, чтобы все подозреваемые могли узнать по секрету. Каждому — свой, и все они будут ложными! Четверо из пяти не проболтаются, а пятый поспешит доложить Оролесу. Комментатору Местрию Флору я скажу, что в Бурридаве готовится к отправке груз золота из рудников, комментатору Меттию Помпузиану разболтаю, что через Гермосару везут жалованье для Тринадцатого Сдвоенного легиона. Ну и так далее. О Бендисдаве узнает эксептор-консулар Публий Апулей Юст.

— Гениально! — прищелкнул пальцами Сергий. — Только, сиятельный, ты сказал «пять подозреваемых». Их же было семь?

Наместник хмыкнул.

— Было! — согласился он. — Но двоих я отмел — как оказалось, они все лето провалялись в госпитале и секреты разглашать были просто не в состоянии. Так что осталось пятеро. Во-от. Но я как думал? Мало вычислить предателя, надо еще и по Оролесу ударить. Ведь если мы будем знать, что об одном из «подсказанных» мною мест узнает этот разбойник, то можно устроить ему ловушку. Пять ловушек! Поэтому всю твою кентурию я разошлю по Дакии, пусть они передадут командирам тамошних гарнизонов уже не ложные сведения, а мои указания. Тебя же я посылаю в Бендисдаву. Понимаешь, там служит кентурионом Плосурний. Знаю его. Служака он честный, но недалекий. А я не могу продумать за всех, как лучше устроить западню. Вот и разберешься на месте, поможешь Плосурнию организовать оборону и нападение. Вопросы есть? Вопросов нет.

— Времени у нас мало, — сказал Сергей Лобанов, оглядывая друзей, — все четверо сидели верхом на своих недавних покупках. — Но и до Бендисдавы недалёко. С другой стороны, загонять наших скакунов тоже нельзя.

— Короче, босс, — прервал его Эдик, — какое твое веское слово?

— В городе полно переселенцев, сегодня ровно в полдень выходит караван, он двинется в Апул, и нам с ними будет по дороге.

— Рабочий класс горячо поддерживает и одобряет! — сформулировал Чанба.

Гефестай красноречиво покачал громадным кулачищем, а Искандер сказал:

— Только давайте Луцию с Гаем ни слова об отъезде. Мне кажется, я понял, как звали того «Карлсона на крыше».

— И как?

— Луций Эльвий.

Гефестай нахмурился, а Эдик яростно шлепнул себя по лбу.

— Точно! — воскликнул он. — Я же видел, видел его лицо! Ну, тогда, у Марция. Я выскакиваю из портика, а он как раз выходит из кувырка, и тут на него свет факела падает. Точно! Он это был!

Сергий почувствовал глухую досаду: а ведь он Луцию поверил.

— Тем лучше, — сухо сказал Лобанов.

И тут послышался голос, переполненный доброжелательства и дружелюбия:

— Сергий, вот ты где! Сальве!

Роксолан поморщился, наблюдая, как к нему подходил Луций Эльвий, лучась улыбкой. Он вел своего коня в поводу. За ним следовал Гай Антоний Скавр. Верхом.

— Привет, привет! — пропел Эдик. — Что, всё интриги плетем? Или коварные планы вынашиваем?

Улыбка Луция попригасла, но он все же договорил, будто по инерции:

— А я вас по всему городу ищу.

— Смельчак, однако! — кивнул Чанба. — Герой былинный! Не побоялся же, сам пришел.

— Ты так страшен? — кисло улыбнулся Луций.

— Не я! — помотал головой Эдик и показал на Сергия: — Он!

Говоря это, преторианец не скрывал веселых огоньков в глазах, потому что правильно угадал характер Луция Эльвия. Это был сильный и опасный человек, но Луций слишком часто выигрывал и слишком серьезно относился к своей персоне. Наглый напор у него был, а вот стойкости, умения держать удар — увы, не хватало. И еще у него не было чувства юмора. Луций не мог взглянуть на себя со стороны, поэтому улыбку Эдика воспринимал как насмешку — и уже готов был выйти из себя.