Умягчение злых сердец - Вера Колочкова

– Почему?

– Да в шоке она. Лежит на кровати, молчит. Переживает, бедная. Да и что с нее возьмешь – дитя дитем, в чем душа держится? Я пыталась ее чаем напоить, да куда там… А может, вы чай будете? Или кофе?

– Нет, спасибо. Хотя… Сделайте чай для Таи, покрепче, послаще и погорячее. Я сама отнесу.

– Да, сейчас… Может, из ваших рук и попьет.

Держа перед собой чашку с чаем, Кира поднялась по лестнице на второй этаж. Дверь в спальню была открыта, на кровати, свернувшись клубком, лежала девушка. Стало быть, это и есть Тая. Худая спина с ребрышками, острые лопатки, подтянутые к груди коленки, руки-прутики. В первый момент Кире показалось, что она спит. Но неожиданно Тая подняла голову, зашевелилась, нехотя села на кровати, спустив ноги вниз, уставилась на Киру измученными глазами, будто спрашивала: что, что вы от меня хотите?

– Здравствуй, Тая. Меня зовут Кира Владимировна Стрижак, я следователь, и мне надо задать тебе несколько вопросов. Но сначала выпей чаю, пожалуйста…

– Чаю? – в испуганном недоумении произнесла Тая, отстраняясь от протянутой ей чашки. – Почему чаю? Я не хочу.

– Потому что ты вся дрожишь. Успокойся, прошу тебя. Возьми чашку.

Девчонку и в самом деле трясло. Даже чашку с чаем она не смогла донести до рта, по пути выплескала половину себе на грудь. Опустила вниз подбородок, принялась утираться ладошкой, выливая остатки чая на колени… Совсем растерялась, глянула на Киру через дрожащую полуулыбку. Хотела что-то сказать, но то ли всхлипнула, то ли икнула, дернувшись всем телом от спазма.

Кира забрала у нее из рук чашку, придвинула ногой пуфик, села рядом. Острая жалость пробежала мурашками внутри, но не полагалось ей сейчас никакой жалости. Обманчивое это чувство и, как показывал опыт, весьма поверхностное. Поведешься на жалость, расслабишься поневоле и не заметишь, какие с изнаночной стороны черти вытканы.

Тая, преодолев то ли слезные спазмы, то ли икоту, заговорила сама:

– Я ничего не знаю, правда… Меня все утро спрашивали… Я спала всю ночь… А утром Татьяна закричала, я проснулась…

– А вчера? Ты можешь рассказать, что было вчера?

– А… Что именно? Вы про драку хотите спросить, да? Но ведь Клим уже все рассказал, наверное.

Таино лицо снова некрасиво задергалось, ладошка потянулась к губам. Девушка сглотнула, пытаясь унять слезы, прошептала едва слышно:

– Он так его бил… Так страшно… Потом за ворота увел… Я боялась, что он его убьет!

– Кто кого убьет?

– Клим. Он Тараса бил. Тарас пришел ко мне… А ему нельзя было. Я же за Филиппа замуж выхожу. Ой, то есть… Я должна была…

– Скажи… А Тарас угрожал Рогову? Ну… Говорил ему, что убьет?

– Это вам Клим так сказал, да? Но… Вы ему не верьте! Тарас не мог Филиппа убить! Не мог…

– Так угрожал или нет?

– Он… Он когда на ноги встал, то сказал… Но он же от обиды сказал, потому что его избили, унизили… А не оттого, что и в самом деле…

– Понятно. А зачем Тарас приходил к тебе?

– Он хотел, чтобы я ушла с ним.

– А ты хотела уйти с ним?

– Да… То есть нет… Я не знаю. Я же замуж за Филиппа…

– А Филипп, я так понимаю, не хотел, чтобы ты уходила с Тарасом?

– Нет, не хотел. То есть… Вы это почему спрашиваете? Вы думаете, Тарас из-за меня убил Филиппа? Да я ж вам говорю, он не мог! Он не такой… А вы неправильные вопросы задаете, я уже поняла! Вы тоже думаете, что это Тарас Филиппа убил! Но это неправда, неправда, неправда! И я вам больше ничего не скажу, понятно?

Видимо, девушка все оставшиеся силы вложила в последние отчаянные восклицания, потому что закашлялась надсадно, прижав к животу стиснутые кулачки. Кира испуганно наблюдала, как ее кашель переходит в рыдания, как ей не хватает воздуху ни для того, ни для другого. И вдруг неожиданно для себя произнесла:

– Тая, а я ведь знала твою маму. Мы в одном классе учились. Я была в этом доме, когда Настя умерла…

Тая остановилась на вдохе, замерла, недоверчиво глядя на Киру. Потом тихо переспросила:

– Правда? Вы знали мою маму?

– Правда, Тая.

– Тогда… Расскажите мне, как мама умерла. Мне говорили, что от сердечной недостаточности, но я почему-то не верю.

– Да, это был сердечный приступ. Так было написано в медицинском заключении. У твоей мамы было больное сердце.

– Да, я знаю… Я помню, что у мамы было больное сердце. Скажите… А это ничего, что я вам такие личные вопросы задаю? Вы же следователь… Вам, наверное, не до моих личных вопросов?

– Ничего, Тая. Спрашивай.

– Тогда расскажите мне о маме, пожалуйста. Какая она была? Я даже лица ее не помню, ни одной фотографии не сохранилось.

– А разве Филипп Сергеевич тебе не оставил маминых фотографий? Ведь он оформил на тебя опекунство?

– Нет, не оставил… Я не знаю, как так получилось. Наверное, все фотографии были в доме у бабушки. А бабушка умерла.

– Таечка… Но как же так получилось, что ты выходишь за него замуж, извини за нескромный вопрос? Ты успела его полюбить как мужчину?

– Я… Я не могу вам рассказать. Можно, я потом? Мне плохо…

Глаза у Таи были и впрямь пустые, как у дневной совы, тело обмякло, руки в изнеможении висели вдоль тела.

– Хорошо, давай потом… А сейчас ложись, поспи. Тебе надо поспать, Тая. А может, съешь чего-нибудь? Или чаю выпьешь? Ты ж не сумела ни одного глотка сделать.

– Нет, не хочу… Не смогу… Я лучше лягу.

– Ложись…

Тая послушно вытянулась на кровати, сложив кулаки под грудью, затихла. Кира на цыпочках вышла в коридор.

В гостиной она увидела Клима. Тот сидел на диване, наблюдал исподлобья, как она спускается по лестнице. Из коридорчика, ведущего на кухню, показалась Татьяна, и Кира попросила ее тихо:

– Когда Тая проснется, дайте ей успокоительное. Что-нибудь легкое, валерьянку или пустырник. И поесть чего-нибудь.

– Надо же, какая трогательная забота, – вдруг произнес Клим, пристально глядя на Татьяну, будто ожидая от нее поддержки. – Девчонка натворила делов, хозяина под нож подставила, а ей, оказывается, успокоительное требуется. Интересно, Тань, да?

Татьяна ничего ему не ответила, лишь бросила быстрый испуганный взгляд на Киру, мотнула головой, ушла на кухню. А Клим глянул вызывающе:

– Что, я не прав, да?

– Разберемся, Клим Андреевич, разберемся, – сухо произнесла Кира, спокойно встретив его взгляд. – Отведите меня к бассейну, покажите место, где вчера произошла драка между вами и Тарасом Марычевым.

– Да пожалуйста… – с готовностью поднялся с дивана Клим. – Отчего ж не показать, если желаете… А только не было никакой драки, я ж вам объяснил уже. Я пытался выставить Марычева с частной охраняемой территории, только и всего. Это моя обязанность, между прочим. А он оказал сопротивление, потому пришлось применить силу. Оказанное сопротивление и угроза убийством никак не связаны, все само по себе. То есть я хочу сказать, это была осознанная угроза. И мотивчик для убийства тоже у Марычева присутствует, в спальне сидит, и вы только что с ним разговаривали. Тот самый мотивчик, которому валерьянка нужна. Да точно, это Марычев хозяина убил. Как говорится, не мытьем добудем, так катаньем…