Маска чародея - Дарелл Швайцер

Я соединил ладони. Моих сил хватило лишь на это одно-единственное несложное действие. Я плотно прижал их друг к другу, через силу заставляя собственные мышцы действовать. Между ладонями вспыхнуло пламя, но я не дал ему взметнуться вверх, вместо этого загнал его внутрь, в собственное тело. Я чувствовал, как оно горит внутри меня. Я спокойно наблюдал, как отключается сознание и остатки сил покидают меня, когда языки оранжево-красного огня прорвались из ран в боку и в запястье, когда стрела в предплечье прогорела, рассыпавшись пеплом, когда языки пламени — вначале красные, затем желтые, белые, и, наконец, почти невидимые, голубые — лизали мне ноги. Огонь вырвался у меня изо рта, из дырки в щеке — настолько яркий, что мне пришлось закрыть глаза.

Он был холодным, обжигающе холодным.

Но все это было абстракцией, вещью далекой и туманной… А тут зашипели, испаряясь, мои слезы. Или это была кровь? А как насчет того, что чародеи не могут плакать?

— Ты воистину наполнен магией, — сказал отец, — ты горишь ею, ты прогорел дотла, и магия исцелила тебя, ты изменился, и теперь сама твоя плоть стала волшебной, сама кровь у тебя в венах стала волшебной.

Но я по-прежнему плакал. Ни один чародей не способен на это, напомнил я себе.

— Отец, я…

Стоны.

Он ушел.

Должно быть, тогда я потерял сознание.

Очнулся я много часов спустя, и долго не отводил глаз от неподвижных языков пламени, висевших в воздухе сусальным золотом.

Все мое тело онемело. Я подумал, что я плыву. На какой-то миг мне даже показалось, что я опять в погребальном судне.

Но я был один, совсем один в тихом безмолвном доме. Я заснул, и мне снова снился сон про цаплю, медленно бредущую по воде среди тростников.

ТРИ НЕБЕСНЫХ БРАТА

Ортодоксальная версия из записок Секенра Каллиграфа

Три брата проснулись во тьме, на гладком холодном каменном полу. Рядом в медной жаровне тлели угли. В тот же миг каждому из братьев вспомнилось и открылось очень многое: гром битв, огонь пожарищ, завывания духов, призванных зловещими чарами, и небеса, содрогнувшиеся от криков умирающих. Как в конце концов они трое, изможденные до предела, истратившие всю свою магию, лишившиеся и оружия, и доспехов, очутились здесь и лежали на полу во мгле, ожидая конца.

Но видение развеялось легкой дымкой, растаяв, как сон. В целом мире осталась лишь эта темная комната, медная жаровня и трое братьев, неподвижно лежавших на полу.

Вначале им не требовалось слов. Слабый след видения каким-то образом остался у них в голове, и они без труда обменивались мыслями. Образы летали от одного разума к другому, как морские волны, следующие одна за другой, то захлестывая берег, то отступая прочь.

Трое сидели во тьме без единой раны на теле, без доспехов и без оружия. Все трое были очень молоды, совсем мальчишки, но они были значительно старше, чем могло показаться на первый взгляд, — их разумы пытливо искали отражения и призраки минувших эпох, вспоминая себя в прошлых жизнях.

А когда их поиск был завершен, и ничто в прошлом — кем и когда кто из них был в ту или иную эпоху — не осталось сокрыто, старший из них — во все времена они признавали его за старшего — поднялся и вышел на балкон. Он взял стакан вина — каким-то образом он знал, что там есть стакан с вином, — выпил и швырнул его в черное ничто. Стакан сгинул бесследно без единого звука, даже не разбившись.

Тогда второй брат раздул угли в медной жаровне, и пламя взметнулось вверх, осветив всех троих: статных, большеглазых, безбородых, светлокожих, одетых во все белое.

— Давайте рассказывать истории, — предложил он, — чтобы победить страх и ночь.

Младший встрепенулся. Он был не столь отягощен воспоминаниями, как двое других, — он не прожил столько жизней. Если он и пробуждался вот так когда-то прежде, это было лишь однажды.

Он заговорил, и голос его звучал нежно и ласково:

— Я начну — заполню пустоту своим рассказом.

— Нет, начну рассказывать я, — возразил старший. — Это мое право.

— Ты будешь главным героем, — покачал головой младший брат. — Тебе предстоят великие дела.

Средний брат лишь кивнул, и старший уселся рядом с ним у огня. Тени вытянулись на голых стенах. Порыв сквозняка — и пламя заплясало вместе с тенями братьев.

И начал младший брат свой рассказ с того, что старший взобрался на перила балкона и замер на миг с поднятыми руками, и огонь у него за спиной окрасил его белые одежды золотом. А потом он нырнул в бездну ловко и умело, как ловец жемчуга, ныряющий с отвесных скал и понимающий, что любое неловкое движение приведет его к гибели.

Он все падал и падал сквозь беззвездное пространство, пока не почувствовал, что движение прекратилось. Он не нашел опоры, так как никакой опоры просто не было. Но во тьме перед собой он различил очертания необъятной громадины и почувствовал присутствие Смерти — в облике крокодила она лежала во тьме, готовая поглощать, поглощать и поглощать.

Возможно, пиршество Смерти уже состоялось, и она насытилась, ведь во всем мире остались лишь сама Смерть, трое братьев и их комната. Рассказчик не знал этого. А возможно, его рассказу еще предстояло это прояснить.

История продолжалась: старший брат отважился отправиться в пасть самой Смерти — между громадных зубов брел он, утопая по колено в слюне монстра. Он вспомнил, что когда-то был героем и что был возрожден, чтобы вновь совершать подвиги — другого от него не ждут. Так что он брел все дальше и дальше в разверстую пасть, пока не услышал мерный стук — билось сердце чудовища, забывшегося в беспокойном сне.

Перед глазами что-то блеснуло. Он нагнулся и поднял золотую монету, светившуюся саму по себе. Перевернув ее, он увидел, что там изображен он сам, только мрачно нахмурившийся и в полном вооружении.

Вскоре он нашел еще одну монету, и еще одну. Так по следу из золотых монет он шел все глубже и глубже в утробу крокодила, пока не пришел в комнату, ничем не отличавшуюся от той, где по-прежнему ждали его братья.

Пламя в медной жаровне взметнулось и замерцало. За огнем, глубоко в тени, кто-то в доспехах и с громадным мечом на коленях сидел на троне.

И эту фигуру, и доспехи, и меч он узнал по изображению на монете. Но подойдя поближе, он увидел, что на троне сидит высохший труп, почти скелет.

Он потянулся за мечом, и раздался стук костей и звон металла — сидевший свалился, рассыпавшись на полу в прах. В воздухе поднялась пыль.

Итак, старший брат, герой, облачился в доспехи и взял в руки меч. Он собрал столько монет, сколько смог унести, и сказал: «И правда, все это было предназначено именно для меня». Он закричал и поднял меч над головой, не боясь никого и ничего, забыв о страхе.

И тогда Смерть заворочалась во сне, и старший брат замолчал. Он тихонько выскользнул из пасти чудовища и отправился на небо — вверх, сквозь тьму: иногда он плыл, иногда взбирался по невидимым звездам, иногда взлетал, как дым. Он думал лишь об одном — показать братьям сокровища, которые завоевал.