Женщина из прошлого - Диана Машкова

Фадеев подошел к окну и раздвинул портьеры. Яркий свет больно ударил в глаза. Он зажмурился, отругав себя старым кротом, и тут же вернул тяжелые шторы на место. Нет уж. К встрече с внешним миром он пока не готов – слишком тяжело навалились мысли. Зачем он прожил на свете свои пятьдесят лет, если главное – то, что дается лишь избранным, – все-таки упустил?

Михаил Вячеславович снова лег на кровать и прикрыл тяжелые веки.

Конечно, кое-что и он в этой жизни сделал. Добился, как ни тяжело было, неба; достиг самых вершин. Отца, твердившего: «Выучишься на хорошего летчика – всегда в цене и почете будешь», не подвел. Из того, что положено каждому мужику, все выполнил. Сына вырастил и дочку родил. Дом построил. Деревьев посадил столько, что не сосчитать. А все равно словно что-то утратил.

Фадеев снова, хотел он того или нет, прокрутил в голове всю свою жизнь. Мысли скакали, как блохи: из детства – в юность, из юности – в зрелость. Но и разговор с Наденькой все никак не шел у него из головы, звучал рефреном всем размышлениям, как будто именно в нем крылся ответ. Только какой там ответ?! Сплошные вопросы! В сотый раз восстановив в голове разговор – от первого до последнего слова – Михаил Вячеславович разозлился. Вот что в результате получается: он ради встречи с ней все в своей жизни с ног на голову перевернул, а она даже видеть его не хочет! Два дня назад «любила тебя всю жизнь», а сейчас «мы из разных миров». Как же так можно?!

Фадеев быстро остыл и почувствовал, что зол все-таки больше на себя, чем на Наденьку. Сам он все перевернул! Позволил старой любви прорваться на волю, не думая о последствиях. Молодость его, видите ли, захлестнула! Но ведь и Люду он тоже любит, зачем же с Наденькой лезет тогда на рожон? Вот и не спит, мается вторую ночь напролет – самого себя понять не в состоянии. Встал, как баран: ни взад ни вперед. И упрекал себя, и казнил, и мучился, а что толку? Ясности никакой.

Хорошо, из ребят никто не видел, как великому Фадееву по ночам за стаканом в баре не спится, – подумают еще чего. А ему и не спится, и не пьется, и все кувырком. Стоило столько лет жизни прожить, чтобы оказаться вдруг на распутье.

Ладно, пора с этим делом насильно заканчивать, если само по себе не получается. Хватит умирать от любви, как мальчишка! Женщины женщинами, а у мужика в жизни на первом месте работа: главная идея, ради которой он трудится и живет. Вон все мысли о Наде! Что ему, больше задуматься не о чем? Он серьезный руководитель крупной компании, надо брать себя в руки.

Даже Ильюшин, почему-то все чаще приходивший Фадееву на память, не дурак был за бабами ухлестнуть, но дело-то от этого не страдало. Выкладывался человек, выжимал из себя все силы до последней капли: знал, что от авиации зависит победа в войне и будущее России. Творил чудеса каждый день: на ходу штурмовики свои совершенствовал, перекраивал.

С производством в военные годы сегодняшний труд людей даже сравнивать нечего: вся страна работала с нечеловеческим энтузиазмом. Сто самолетов в сутки выпускали! Из них до сорока «Илов». Ильюшин лично за всем следил, и сотрудников своих приучил к ответственности. Да и после войны, однажды взяв такой темп, не мог остановиться: в его КБ за год по три новых самолета проектировали!

А сейчас. Фадеев тяжело вздохнул, почувствовав в сердце острую боль, которая возвращалась к нему всякий раз, как он задумывался – последнее время все чаще – на эту тему. Стыдно подумать о том, что с родным авиапромом сделалось. Новых разработок в производстве днем с огнем не сыскать, а те самолеты, что уже выпускаются, выходят по одной, по две штуки в год. Немыслимо! До смерти обидно.

И сам он тоже, конечно, хорош – великий Фадеев! Что сделал для того, чтобы авиация в отечестве процветала? Летает себе на зарубежной технике, в ус не дует. Конечно, можно списать свою пассивность на то, что изменить ситуацию он не в силах: систему не переломишь. Времена настали такие – сплошная дележка бюджета, и не ему это менять: веса не хватит.

Те средства, которые выделяются на проектирование целого самолета, если это и происходит, до конечного исполнителя доходят в виде денег на создание одной-единственной стойки шасси. Остальное – неизвестно куда девается. Но вовлеченные в действо лица сыто молчат. И всех все устраивает.

Но кто времена-то наши такими сделал – не люди?! Сам он вот жизни всех учит: энтузиазм, личная ответственность! А при этом подает дурной пример молодым: бездействует, скорбно хоронит заодно с остальными то, что создал его любимый Ильюшин.

Мысли об авиации взбудоражили Фадеева. Сумбур в голове словно рукой сняло – правильно, лучше о самолетах рассуждать, чем о женщинах.

Он взглянул на часы – целых пятнадцать минут вел себя, как подобает серьезному мужику, о Наде даже не думал. Вот так и надо! Поздно в пятьдесят сходить с ума от любви, раньше надо было. А теперь работа, только работа!

Он решительно встал с постели, подошел к окну, снова раздвинул шторы. Сощурился на яркий свет, но заставил себя смотреть – хватит с него двух дней любовной лихорадки, пора выздоравливать. Даже смешно в его-то возрасте, ей-богу. И тут он услышал, как в дверь осторожно постучали. Робко, словно человеку было крайне неловко беспокоить хозяина номера. Фадеев усмехнулся, узнав в такой манере фирменную тайскую деликатность. Со вздохом подобрался к двери и распахнул ее. Перед ним, почтительно склонившись, стоял идеально вычищенный и отутюженный служитель отеля.

– Good morning, Mister, – произнес он на типично тайском английском: Фадеев едва узнавал слова, – I’m sorry. We have urgent mail for you.

– Thank you, – Михаил Вячеславович протянул руку за конвертом. Потом порылся в кармане брюк, извлек пятьдесят бат и протянул тайцу чаевые.

Таец торопливо откланялся, раз десять произнеся безбожно исковерканное «Thank you very much, mister»[14] , и удалился, как водится в здешних краях, уважительно пятясь.

Что всегда смущало Фадеева в странах Юго-Восточной Азии, так это подобострастная манера обслуживания. Кому-то, может, и нравится, когда перед ним разве что на колени не плюхаются, а ему всегда было комфортнее общаться с людьми на равных.

Михаил Вячеславович вскрыл конверт, ожидая увидеть письмо от директора аэропорта в Бангкоке или других тайских партнеров, и порадоваться случаю, который возвращает его к работе. Наверняка коллеги хотят принести извинения за творящиеся в стране беспорядки, заверить, что скоро все вернется в нормальное русло и «плодотворное сотрудничество» продолжится. Что ж, он им с удовольствием ответит. Напишет, чтобы поторопились с решением внутренних неурядиц, попытались оказать влияние на правительство, а то, не ровен час, и авиакомпания откажется летать на таких условиях. Утапао – не аэропорт, а временная мера, которую дольше нескольких рейсов нельзя и выдержать.

Фадеев замер от изумления, когда из конверта выпала затертая пластиковая карточка, по виду напоминавшая ключ от номера в отеле, и сложенная вчетверо записка, на которой красовался напечатанный крупными буквами русский текст: «Сегодня в 21:00. Отель «Disco Inn». Номер 325. С нетерпением жду». Сердце Михаила Вячеславовича подпрыгнуло и заколотилось о ребра. Работа, аэропорты, правительство – все единым мигом выскочило из головы. Внутри звучало только одно имя – Надя.