Команда Смайли - Джон Ле Карре

Виллем вытер рот тыльной стороной ладони.

– В понедельник, – с несчастным видом произнес он. – Я видел его в понедельник. Он позвонил, и мы встретились. Точно.

Стелла тут же прошипела: «Ох, Уильям!» – и, поставив ребенка стоймя, как маленького солдатика, уставилась на коврик из конского волоса в ожидании, когда чувства придут в норму.

Зазвонил телефон. Словно разозлившийся ребенок, Виллем подскочил к нему, поднял трубку, тут же швырнул ее на рычаг, потом сбросил на пол аппарат и пинком отбросил трубку. Затем сел.

Стелла повернулась к Смайли.

– Я хочу, чтобы вы ушли, – проговорила она. – Чтобы вы вышли отсюда и никогда больше не возвращались. Пожалуйста, Макс. Ну же.

Какое-то время казалось, Смайли вполне серьезно обдумывал эту просьбу. Он посмотрел на Виллема с отеческой нежностью; он посмотрел на Стеллу. Затем сунул руку во внутренний карман и, вытащив сложенное вчетверо сегодняшнее издание «Ивнинг стандарт», протянул газету Стелле, а не Виллему – отчасти потому, что, по его предположениям, Виллем мог сломаться.

– Боюсь, Влади исчез навсегда, Уильям, – сказал он тоном сожаления. – Об этом написано в газетах. Его застрелили насмерть. Полиция станет вас расспрашивать. Мне надо знать, что случилось, чтобы посоветовать вам, как отвечать на вопросы.

Тут Виллем обронил по-русски что-то так безнадежно, что Стелла, из-за одного только тона, не говоря уже о словах, успокоила ребенка и пошла утешать другого, будто Смайли и в комнате не было. А он, предоставленный самому себе, думал о негативе Владимира, который лежал в коробке в отеле «Савой» и который не разгадать, пока это не станет позитивом, а также об анонимном письме из Парижа, на которое он никак не мог откликнуться. И еще о втором доказательстве – интересно, что это и где старик его нес, возможно, в бумажнике, но Смайли нисколько не сомневался, что никогда об этом не узнает.

* * *

Виллем наконец собрался с духом, словно уже присутствовал на похоронах Владимира. Стелла села рядом, положив ладонь на его руку, а малышка Бекки спала на полу. Виллем заговорил, и по его бледным щекам беспрерывно катились слезы – впрочем, он этого не стыдился.

– За других я гроша ломаного не дам, – начал Виллем. – А за Влади отдал бы все. Я люблю этого человека. – И, помолчав, продолжил: – Когда умер мой отец, Влади заменил мне отца. Я иногда даже называю его так.

– Начнем, пожалуй, с понедельника, – предложил Смайли. – С первой встречи.

– Влади позвонил, – произнес Виллем.

Это была первая весточка, которую Виллем получил от Группы за долгие месяцы. Влади позвонил Виллему на склад, совершенно неожиданно, – Виллем в это время как раз крепил груз и проверял с работниками конторы накладные перед отправкой в Дувр. Так они договорились, пояснил Виллем, так было установлено Группой. Он от этих дел отошел, как и все они более или менее, но если он когда-либо срочно понадобится, его можно застать на складе утром по понедельникам. В крайнем случае, звонить домой в любое время, представляясь крестным. Но не по делам. Никогда.

– Я спрашиваю его: «Влади! Вам что-то надо? Слушайте, как вы там?»

Владимир звонил из автомата на дороге, немного ниже склада. Он просил о немедленной встрече. Вопреки всем установленным хозяевами правилам Виллем посадил его в машину на «восьмерке», и Владимир проехал с ним полпути до Дувра, «по-черному», – добавил Виллем, – что значит – «нелегально». Старик вез корзинку, полную апельсинов, но у Виллема не было охоты спрашивать, зачем он нагрузился таким количеством апельсинов. Сначала Владимир говорил про Париж, и про отца Виллема, и сколько они вместе вынесли, а потом попросил Виллема выполнить для него одно небольшое поручение. Небольшое поручение в память о старых временах. В память о Группе, где отец Виллема в свое время считался прямо-таки героем.

– Я говорю ему: «Влади, я никак не могу. Я ведь обещал Стелле – это невозможно!»

Стелла, раздираемая противоречиями: желанием утешить мужа в его горе по старику и обидой на то, что он пренебрег данным ей обещанием, – убрала руку.

«Поручение совсем маленькое», – не отступался Владимир. Маленькое, без волнений, без риска, но очень нужное для общего дела, а также и для Виллема лично, чтобы он чувствовал, что исполнил свой долг. Тут Влади достал фотографии – он снимал Бекки во время крестин. Они лежали в желтом конверте фирмы «Кодак» – фотографии с одной стороны, а негативы в целлофане – с другой, и снаружи на конверте – квиток того, кто проявлял и печатал снимки, – все чисто как Божий день.

Некоторое время они любовались снимками, потом Владимир вдруг сказал: «Это для Бекки, Виллем. То, что мы делаем, мы делаем ради будущего Бекки».

Дважды услышав про Бекки, Стелла сжала кулаки, и, когда снова подняла глаза, лицо у нее светилось решимостью и как-то сразу постарело – вокруг глаз залегли островки крошечных морщинок.

Виллем же продолжал:

– Потом Владимир мне говорит: «Виллем. Ты каждый понедельник ездишь в Ганновер и Гамбург и возвращаешься в пятницу. Скажи, пожалуйста, сколько времени ты проводишь в Гамбурге?»

На это Виллем ответил – как можно меньше, в зависимости от того, поставляет ли он товар агенту или адресату и в какое время дня он приехал и сколько часов у него уже в путевом листе. В зависимости от груза, который следует везти назад, если надо. И еще много подобных вопросов, которые Виллем сейчас пересказал, некоторые – на редкость тривиальные: где Виллем спит в пути, где ест, и Смайли понял, что старик чудовищным образом загонял парня в угол, что сделал бы и он сам, заставляя Виллема отвечать с тем, чтобы потом заставить повиноваться. И только после всего этого Владимир объяснил Виллему, используя весь свой военный и семейный авторитет, что ему от Виллема нужно.

– Он говорит мне: «Виллем, отвези эти апельсины в Гамбург. Ради меня отвези эту корзинку», – «Зачем? – спрашиваю я. – Генерал, зачем мне везти эту корзинку?» Тут он дает мне пятьдесят фунтов. «Что за срочность, генерал?»

Тогда Владимир дал Виллему инструкции, в том числе – как отступать и как действовать при всякого рода неожиданностях, даже при необходимости велел задержаться на одну ночь, для чего ему и даны пятьдесят фунтов; Смайли заметил при этом, что старик подчеркивал: играть надо по Московским правилам, как подчеркивал и Мостину, и хватил, как всегда, через край: чем старше он становился, тем больше связывал себя старыми представлениями о конспирации. Виллем должен положить желтый конверт фирмы «Кодак» с фотографией Бекки на апельсины и вернуться в кают-компанию – что, как сказал Виллем, он и сделал, – конверт будет служить почтовым ящиком, а указанием на то, что там что-то лежит, будет отметина мелом.

– Тоже желтым, как конверт, это в традициях нашей Группы, – пояснил Виллем.

– А сигнал, указывающий на безопасность? – спросил Смайли. – Сигнал, который говорит: «За мной нет слежки»?

– Это была вчерашняя гамбургская газета, – поспешил ответить Виллем, но по этому поводу, признался он, они немного поспорили с Владимиром, хоть он и уважал его как лидера, как генерала и как друга отца. – Он говорит: «Виллем, у тебя из кармана должна торчать газета». А я отвечаю: «Влади, посмотрите на меня, пожалуйста, на мне же только спортивный костюм, никаких карманов». Но он настаивает: «Тогда, Виллем, держи газету под мышкой».